Врач стоит недалеко, и мне неудобно орать при постороннем человеке. Иначе, боюсь, не сдержалась бы.

Прикрываю веки и, делая глубокий вдох, интересуюсь:

- Что случилось, Нина?

- Этот мальчик, Алекс... Он абсолютно, слышишь меня? Абсолютно не социализирован. Может быть у него ЗПР или как это называется?

- Нина, что случилось? – чуть громче и чуть тверже.

- Он... Он не идёт на контакт. Он вообще умеет говорить?

- Умеет.

- И не хочет переодеваться, я ему уже нашла такие милые брючки... От маленького Глеба остались. Он у меня всегда был очень модным ребенком.

О Господи! Возвожу глаза к чисто побеленному больничному потолку. Глазоньки мои, где же вы были?

Я ведь знала, с какой семьёй связалась – что я им не ровня, что я совсем другая... Но влюбилась без памяти. С юношеским максимализмом считала, что любовь уничтожит любые преграды.

Как Глеб мог вырасти мужчиной – честным, принципиальным и верным, когда его воспитывала Нина? Ведь все было очевидно!

По иронии судьбы, сначала я очаровалась Ниной. Её аристократизм и изысканные манеры сразили меня наповал. Тогда, восемь лет назад, девчонкой-второкурсницей, я пришла на кастинг с подругой, которая хотела стать моделью. Пришла случайно, за компанию. Я не собиралась становиться лицом модного дома, я мечтала открыть свой ресторан. Или, хотя бы, кофейню.

Но Нина устроила организаторам скандал, потому что ей не нужны картонные девицы, и сразу выхватила меня из толпы кандидаток. Сказала, что у меня подходящий взгляд – честный и открытый.

«Ты должна верить, что ты - счастливица, потому что носишь NinaOrlova. Тогда и другие в это поверят», - сказала она тогда, подняв мое лицо за подбородок и разглядывая внимательно фас и профиль, как породистую лошадь.

И я верила!

Боже мой, как я верила им тогда!

Коллекция для девушек разлетелась, как горячие пирожки. Нина давала интервью и рассказывала, как обогрела несчастную провинциальную Золушку.

А ещё через полгода все таблоиды обсуждали свадьбу Золушки с наследником известного модного дома.

Мои сияющие от счастья глаза принесли Нине ещё большую известность, всенародное восхищение ее большим сердцем и, конечно, прибыль.

Других инфоповодов я не давала.

Не считая беременности, в честь которой и была устроена злосчастная вечеринка...

- Викуся, ты не слышишь меня? – Ледяной тон свекрови возвращает меня к действительности. - Что мне делать с ним? Он своей уродливой игрушкой разбил чашку. Из мейсенского фарфора, между прочим. Набор теперь неполный, а он стоит бешеных денег.

- Нина Михайловна, у вас вообще-то сын в больнице, – стараюсь говорить так, чтобы ей стало не жалко – на это она вряд ли способна, но, хотя бы страшно. – И, кстати, о деньгах. Глебу необходима реабилитация – отдельная палата, уход, препараты, процедуры. Нужны деньги. Много... Боюсь, что очень много!

- Викуся, - слышу растерянность в голосе. Нина всегда теряется, когда не может давить на собеседника, - я ничего не понимаю в финансах, этим Глеб занимался.

- Переведите сейчас, сколько есть. – Жестко чеканю я. И добавляю для устрашения. - Каждый просроченный день может стоить жизни вашему сыну.

- Викуся, для Глебушки всё отдам, ты же знаешь. – Причитает Нина. - Только забери у меня это чудовище. У меня давление скачет, я не могу работать...

Чётко улавливаю жалостливые нотки в её голосе, но меня уже этим не проймешь. Любовь к Глебу, которая отблеском падала и на его мать, больше не служит ей защитой. И, если будет нужно, я лично отволоку этот долбанный неполный мейсенский сервиз на барахолку. Но получу у неё деньги на восстановление прямо сейчас.