- Не увижу, два-три месяца... Почему? – растеряно слабым эхом дублирую слова врача. Сама не знаю, зачем я это спрашиваю.

- У Глеба Орлова серьёзные травмы. Ему нужен больничный уход, физиотерапия. И вот ещё, пока не забыл, найдите хорошее кресло.

- Кресло?

- Да, у него поперечное поражение спинного мозга на уровне грудных позвонков. Переферический паралич...

- Паралич? – Прижимаю руки к груди. - Что это значит?

В ушах звенит, поэтому мне кажется, что я ослышалась. В своей жизни я видела только одного парализованного человека – это была моя прабабушка. Она лежала, как пластмассовый манекен, и только в глазах её теплилась жизнь.

То, что Глеб – пусть негодяй, обманщик и предатель, но живой и полный сил мужчина, может оказаться в таком состоянии, сейчас кажется мне выдумкой, дурацким преувеличением.

- Паралич - это, значит, паралич, – врач с недоумением смотрит на меня. - Он не сможет ходить. Восстановление возможно, но реабилитация очень затратна.

- Он обеспеченный человек, у него с матерью совместный бизнес. Успешный... – бормочу что-то.

Илья Сергеевич постукивает ручкой по столу.

– Хорошо. Вашему мужу потребуется не только кресло, но и тренажёры, инструктор, массаж, отдельная специализированная палата...

Слово «муж» горячим гвоздем вонзается мне в сердце.

Двигаю к себе листочек с названиями лекарств, хватаю ручку со стола и пишу в уголочке цифры:

- Вот телефон его матери, свяжитесь с ней, пожалуйста... Извините, я не могу этим заниматься. Это деньги их семьи, думаю, она справится.

- Это ещё не всё, - Илья Сергеевич двумя пальцами забирает ручку из моих рук. – Это всё может не понадобится. Сейчас период шока после травмы позвоночника. И то, как мы воспользуемся этим временем, зависит восстановление. Поэтому, прошу вас, не дайте нам упустить это время. Помогите ему!

- У него есть мать! – упрямо поднимаю подбородок.

- Но он не выживет, если у него не будет вас. Это против правил, но я провожу вас к нему...

- Простите, не могу.

- Скажите, у вас есть дети?

Моргаю от неожиданности. Такого вопроса я не ожидала.

- Общих детей у нас нет.

- Тогда понятно... – вновь надевает очки и утыкается в бумажки.

- В смысле? Что вам понятно?

- Что у вас нет общих детей. Иначе вы бы понимали, что забота об отце вашего ребёнка сейчас – это вклад в будущее вашего ребёнка завтра. Я не уверен, что ваш муж сможет скоро приступить к своим рабочим обязанностям. А растить детей без денег очень сложно...

- Мне ничего от него не нужно, - чеканю каждое слово.

- Конечно-конечно, – бормочет врач, - деньги не главное. Это все знают. Главное любовь и взаимопонимание. И знаете, что я сейчас вижу?

- Нет, - скрещиваю руки на груди.

- Чудесную открытую девушку. В вас нет циничности и мерзости. Вы, Вика, не прожженая стерва. И не сможете смотреть в глаза сыну или дочери, зная, что обрекли мужа на прозябание в инвалидном кресле или на смерть. Как жаль, что у вас с Глебом нет детей!

Его слова затекают в уши, заполняют черепную коробку и через позвоночник проникают в каждую клеточку моего тела.

Накануне я всё продумала. И была твёрдо уверена в том, что после выписки из больницы я на пушечный выстрел не подпущу Глеба к себе. Развод через адвоката, раздел имущества и пусть валит ко второй семье. Но смерть Дарьи и его инвалидность не входили в мои планы.

Перед глазами встаёт хмурая мордашка, а в ушах звучит тихий голосок: «Я к маме хочу». И я выныриваю в реальность, где существует мальчишка, у которого теперь из близких только страшная синяя зверюга, потому что отца-притворщика и придурочную бабку брать в расчёт не стоит.