− Где я достану подобные?

− Наверняка, я не единственная девушка в вашей больнице, которая поступала с угрозой выкидыша на седьмой неделе. – Во рту горечь.

Я сама не верю, что говорю подобное.

Но не вижу иного выхода, как защитить своего малыша.

− Но… Это подлог!

− Вы уже согласились помочь мне. – Пронимаю его взглядом.

Таким, от которого он моментально вытаскивает платочек. Вытирает пот со лба.

И выдыхает со стоном.

− Ладно.

− Чудесно. – Откидываюсь на подушки.

В глазах горит решимость. Губы плотно сжаты.

Но я ни за что не позволю Хмельницкому и его пассии вытирать о себя ноги.

И измену ему не прощу.

Пусть мучается.

− Хмельницкий Артём Леонидович? – Врач распахивает дверь в палату. – Проходите.

Замираю. Стараюсь держаться спокойно. Уверенно.

Но выходит плохо.

Всё-таки я – плохая актриса. Да и Тёме до этого случая лгать не приходилось.

Поэтому в душе всё сжимается. Саднит.

А ещё сердце с грохотом лупит о рёбра.

− Машунь… - Супруг входит в палату размашистым шагом.

Проносится мимо врача.

Бросается к моей койке. Замирает на расстоянии. Подойти так и не решается.

Трус…

− Мышонок… Как ты? – Вопрос разбивается о моё глухое самообладание.

Ледяное. Холодное словно айсберг.

И в глазах как по заказу встают слёзы.

− Ефим Илларионович, как она? Как… наш ребёнок? – Обращается к врачу.

Ловит мой, полный укора, взгляд. И старается не смотреть.

Не может…

− Мы… ничего не смогли сделать. – Врач качает головой.

Делает на лице горестное выражение, а я поспешно скрещиваю пальцы в кулаке.

Чтобы не сбылось. Защитить…

− Он… Он… - Артём задыхается.

Бледнеет. По шее ползут багровые пятна.

Размазываются аляповато.

И мне даже на секунду становится его жаль.

Очень. До слёз.

Только я вовремя одёргиваю себя. Вспоминаю наглое лицо его матери. Кошачьи манеры Таисии. Её улыбку. Округлый животик.

И зло вновь поднимается фонтаном.

− К сожалению. – Ефим Илларионович кивает.

Делает шаг к двери, намереваясь оставить нас наедине. Не успевает.

Артём преграждает ему путь к отступлению.

Дышит рвано. Колюче.

− Вы уверены? – Его голос больше похож на рычание дикого зверя.

Лесного, необузданного. Раненого.

А ещё я впервые вижу его таким дезориентированным. Будто он разом потерял все смыслы жизни.

И в душе предательски щемит.

− К сожалению, Артём Леонидович, - кивает.

Расправляет плечи, скрещивая взгляд с моим мужем.

Уверенно выдерживает его. Добавляет.

− Я могу показать вам результаты УЗИ. Ничего нельзя было сделать. Либо ваша жена перенесла сильный стресс, либо плод был нежизнеспособен.

− Нежизнеспособен… - Хмельницкий вторит эхом.

Выпускает доктора из поля зрения. И тот ужом выскальзывает из палаты. Оставляет нас одних.

Наедине…

− Это наш брак оказался нежизнеспособен, Артём… - Собственный голос кажется глухим и сиплым в звенящей тишине вип-палаты. – А наш ребёнок просто стал жертвой того стресса, что нанесла мне твоя любовница.

Хмельницкий оборачивается на меня. Пронимает взглядом.

Больным и блеклым. Как наша семейная жизнь. Только я раньше не замечала этого.

Думала, она играет всеми красками. Яркими. Жизнерадостными. Сочными.

А, оказывается, у Тёмы всё это время была вторая семья.

С Таей.

И то, что у них было всего один раз – не верю.

Она ведь продолжала всё это время работать с ним. Бок о бок. В соседнем кабинете.

Если бы она была ему неприятна – разве бы он не захотел от неё избавиться? Перевести на другое место работы?

Дать отставку…

− Маш, - он хрипит. Подходит ближе.

И я внутренне сжимаюсь в комок. Смотрю на супруга, распахнув взгляд.

Со злостью. С яростью.

Чтобы даже и не вздумал меня трогать.