Смотрю на своего сына чувствуя, как в горле встаёт противный комок.

Но мужчины не плачут, уж точно. И я не покажу своей слабости. Своей боли.

На душе скребёт зверски. Пальцы рук дрожат.

И чтобы сдержаться, и киваю спокойно. Отворачиваюсь от стекла, позволяя медсестре унести ребёнка.

− С ним всё хорошо? – Уточняю у врача. – Всё-таки, он родился недоношенным…

Грудь вздымается. На шее натянулись жилы.

А ещё доктор как-то странно выдыхает. Жуёт губами, опустив глаза в пол.

Кладёт пальцы на моё плечо. Стискивает несильно.

− Давайте поговорим в моём кабинете. Прошу. – Делает взмах рукой.

Меня же словно кипятком окатывает.

− Хорошо. – Всё же срываюсь на хрип.

Разворачиваюсь вслед за врачом. Удаляюсь по коридору.

Один шаг. Второй. Третий.

Решимость тухнет с каждым шагом. Сердце бешено колотится. Громыхает.

И, кажется, я ничего не слышу кроме этого бешеного стука.

Меня бесит, что он оттягивает момент разговора. Ищет уловки. В глаза не смотрит.

Всё это кажется мне подозрительным. Неправильным.

Так не должно быть.

Что случилось?

− Оленька, никого ко мне не впускайте. – Кивает миловидной девушке за столом.

И, не смотря на коротенький халатик медсестры кажется, эта блондинка здесь для другого.

− Принести кофе, Геннадий Викторович? – Привстаёт со стула.

Оголяет стройные ножки, отчего халатик подлетает выше. Открывает кружевную резинку чулок.

И я крякаю. Отворачиваюсь.

Так и знал…

− Нет, Оленька, не нужно. – Мужчина шипит.

Кривит губы. А ещё смотрит на свою болонку со смесью раздражения и похоти.

Всё понятно…

Кабинет врача напоминает мини-офис. Всё обставлено с уютом. Стильно. Дорого.

Дубовый стол, кресла цвета взбесившегося апельсина, репродукции известных картин на окнах.

Никаких противных больничных запахов. Кучи лекарств на столе.

Кажется, что попал в приёмную какой-нибудь солидной компании. Наверное, именно такое впечатление Геннадий Викторович и стремился произвести.

− Присаживайтесь. – Кивает на кресло.

Подходит к окну, отодвигая тяжёлую портьеру. Там – личный бар. Да не какой-нибудь, из масс-маркета.

Всё – сплошь дорогое, элитное. Подаренное благодарными папашами.

Богатыми шишками, для которых ребёнок – лишь вложение.

Проводит рукой по горлышкам бутылок. Улыбается дружелюбно.

− Выпьете?

− Нет, спасибо. За рулём. – Не хочу тратить время на возлияния.

− Хорошо. – Неспешно поправляет воротник халата.

Возвращает штору на место.

Глаза горят. Обводят помещение. Принципиально не останавливаются на мне.

Как будто с духом собирается.

Садится за стол, складывая руки в «замок». Смотрит участливо.

Так, будто ему и впрямь есть что мне сказать.

− Начинайте. Что с моим ребёнком? – В груди горит пожар.

В два прыжка оказываюсь рядом.

Наваливаюсь на стол ладонями, не сводя безумного взгляда с доктора.

− Вы присядьте, Артём Леонидович… - Начинает увещевать.

Я же взрываюсь. Изо всех сил луплю ладонью по столешнице.

Захлёбываюсь от ярости.

− Я не хочу садиться! – Рычу, не отрывая взгляд. – Я хочу, чтобы вы мне всё рассказали. Сейчас же…

Мой голос звучит угрожающе. Врач понимает.

Поэтому он тоже поднимается из-за стола. Закладывает руки за спину.

Совершает обход по кабинету.

− Артём Леонидович, с вашим сыном всё в порядке, он полностью здоров, я уже говорил. Но…

Это крохотная частичка бьёт по живому. Заставляет дёрнуться. Напрячься.

И я уже готов разлететься на куски. Вспылить.

Слишком уж выводит меня из себя эта недосказанность. Косые взгляды.

− Что – но? – Угрожающе рычу.

Убираю руки в карманы брюк. Ноги на ширине плеч. Губы плотно сжаты.

Чтобы он не понял, как я сдерживаюсь из последних сил.