Адам Боллинджер разворачивается ко мне всем телом. Под тонкой рубашкой бугрятся мышцы, и я съёживаюсь в комочек. Такой зашибёт, и не заметит!

- В такой поздний час нужно быть у себя в комнате, Каролина, - отрубает таким тоном, словно жизни учит.

- Так я и пойду, - соглашаюсь, и устремляюсь к двери.

Но Драконорождённый вдруг преграждает мне путь.

- Каролина. Джерард вас обидел, когда вы вернулись в свои покои? Ударил?

От его слов слёзы едва не брызжут с новой силой. Ведь так и есть. Джерри меня обидел. Обидел. Уже в который раз.

- С чего вы взяли? – храбрюсь.

- У вас лицо заплаканное.

Да, этот момент я упустила…

- Всё хорошо, - заверяю его.

- У вас дрожит голос.

- Это от радости, - смотрю хмуро.

Адам недобро щурится.

- Не завидую вам. Джерард всегда был туповат.

- Не говорите так о моём муже! – вспыхиваю, - он… он…!

Но не могу придумать, что сказать. Джерард. Что он сделал? Поддержал меня? Защитил?

Полюбил? Помог, когда заболел Терри?

- …Придурок.

- Не слишком вы любите своего брата!

- Вы тоже дура, если собственными руками затолкали себя в эту клоаку.

- Да как вы…?!

- Каролина, - выдыхает Адам, - попрошу вас об одном. Не говорите Джерарду, что мы сегодня здесь встретились. Не хочу быть виновным в ваших побоях.

И Адам Боллинджер стремительно покидает купальню.

Ночью я возвращаюсь, чтобы, наконец, искупаться. Хвала Великой Драконице, Адама там нет. Я набираю в таз воду ковшиком из бочки, и выливаю зелье, захваченное из комнаты. Вода моментально вскипает. Разведя её ещё несколькими порциями холодной воды, ополаскиваюсь в тазу, и с остервенением отмываю ноги.

Не знаю, когда наступил тот момент, что я смирилась с такой жизнью? Меня не уважают здесь. Ни во что не ставили дома. Единственный моим другом был и есть Терри, племянник. Моей сестре Бригитте было подарено такое счастье – ребёнок! Ей выпала честь стать матерью, высшие силы доверили ей малыша!

А теперь Терренсу десять лет и он умирает.

Он заболел пару месяцев назад, ещё до моего выпуска из Блэквелла. Сестра и матушка сначала мне не говорили. Они приглашали деревенских бабулек, которые читали над племяшем молитвы, и заваривали ему травки из нашего сада.

Когда я приехала, то была готова разорвать их собственными руками! Терри уже не мог ходить самостоятельно, лишь проводил дни в постели, надрывно кашлял и задыхался!

Я срочно вызвала из столицы лекаря, потом второго, третьего… Они ставили одинаковый диагноз и были неумолимы. Чёрная астма. Лекарства нет. Терренс проживёт максимум год.

Сестра ушла в запой, а мать развела руками. Лучшие лекари так сказали, что же могут сделать они?

Сжимаю кулаки и пытаюсь подавить рыдания. Сколько можно слёз на сегодня, Каролина?! Но в голову так и лезут воспоминания из времён, когда Терри был совсем малышом.

Он уже в шесть лет рвался помогать мне чистить картошку, хотя я всё время отбирала у него нож. Сказки на ночь ему читала не матушка, и не сестра, а я! А когда к Бригитте ходили многочисленные ухажеры, Терренс убегал спать ко мне в комнату, и я полночи рассказывала ему хохмы из академии.

И делала это громко, чтобы заглушить звуки похабщины из соседней комнаты.

Больно осознавать, что моя сестра, его собственная мать, отобрала его шанс на счастливое детство. А теперь смертельная болезнь забирает его жизнь, и… и… это так несправедливо! Почему мой лучший в мире племянник должен умереть?!

Дышу часто и прерывисто, понимая, что сижу с ногами в тазу уже минут с пятнадцать, уставившись в одну точку. Я не дам Терренсу умереть. Не позволю!

Вернувшись в свои покои, обнаруживаю спящего в кровати Джерарда. Лишь от его вида мои ступни начинают печь, словно их обожгли. Странно, что он пришёл среди ночи. Обычно возвращается под утро. А сейчас вернулся, а меня не было в постели… Меня ожидает весёлое пробуждение.