— Думаешь, я не следил за тобой? — отец был на удивление спокоен, словно давно продумал этот разговор. Роли были распределены, реплики расписаны. — Когда поставленный тебе минимальный срок ссылки истек и ты остался в волонтерском отряде, понадеялся, что ты изменился. И, разумеется, наблюдал за тобой с момента возвращения.

— Ты не имеешь права… — прошипел Влад, вцепляясь пальцами в подлокотники кресла.

— Знаю все про твои «исследования рынка» в виде борделей и баров. Про гулянки по бабам. Про проект, в который ты втянул людей, пользуясь моим именем. И про девушку — якобы твою! — тоже знаю. И делаю вывод, что ты неисправим.

— Чем поливали, то и выросло.

— Ты прав, — кивнул отец и опустил глаза. — В этом есть и моя вина. Но я вижу, что менять взрослого человека уже поздно. Вот.

Он придвинул к краю стола толстую папку.

Влад взял ее, открыл… Акции, облигации, паи. Часть этих ценных бумаг покупал он лично — за счет компании. Другую часть видел впервые. Навскидку не получалось прикинуть, сколько это все стоит, но отец помог:

— Здесь примерно треть того, чем я владею. Забирай. И чтобы я тебя в Москве больше не видел. Никогда.

Вот в этот момент Влад, наверное, впервые в своей жизни ощутил отчаяние. Он думал, что самым страшным днем в его жизни был тот, когда отец узнал о махинациях с заводом и отправил его в ссылку в Сибирь. Он тогда еще храбрился и ржал: декабрист! Политический заключенный! Долой самодержавие!

Это была игра. Пару лет поработать физически, сэкономить на спортзале, получить прикольный опыт, о котором можно с трагическим лицом рассказывать девчонкам в баре, одним махом поднимая свой рейтинг до небес.

— Ты же шутишь?..

Приключения московского мажора в Сибири — забавно!
А вот это — совсем нет.

— Нет. Живи, где хочешь. Найди страну, где налоги на дивиденды самые низкие: Мальта, Кипр. Мне все равно. На твой любимый образ жизни хватит. Здесь я тебя видеть не хочу.

Растерянность накатывала волнами.
Влад даже потер виски, потому что перед глазами все плыло.
Это проверка?
Шутка?
Разве это реально?
В отце он был уверен всегда. На тысячу процентов.
Ненавидел. Бесился. Считал несправедливым.
Но даже помыслить не мог, что тот от него… откажется?

— Почему? Пап… — обращение, которое он не использовал лет пятнадцать, царапнуло горло. — Пап, почему?

Отец тяжело вздохнул.

— Влад. Ты помнишь, на какой ноте мы расстались здесь? Напомню. Я доверил тебе дело своей жизни, а ты попытался его украсть. Мотивируя тем, что я был слишком молод, когда ты родился, поэтому помру нескоро и наследство ты получишь годам к пятидесяти.

— Помню. — Влад сглотнул. За два года у него было достаточно времени обдумать свой идиотский план. И даже поумнеть. — Но с тех пор я передумал…

— Очень рад за тебя. Но у меня недавно родились дети. Я не хочу постоянно думать о том, что ты можешь посчитать их конкурентами на твое наследство. Не хочу иметь под боком тикающую бомбу. Не хочу волноваться о своей семье.

— Я — твоя семья!

— Больше нет. Забирай свою заслуженную часть наследства и на этом мы закончим. Я больше тебе ничего не должен.

Влад сидел оглушенный, слыша лишь звон в голове. Папка в его руках мелко дрожала.

12. Родители и дети. Ольга

— Нет, что ты, мам, у нас все отлично! Лея идеально вписалась в коллектив! — соврала я, наблюдая из-за стекла, как моя волшебная дочь дубасит плюшевым зайцем рыжего мальчишку на полголовы ее выше. Тот лишь прятался от нее за дутым пластмассовым щитом крестоносца, не пытаясь отвечать. И правильно. По опыту знаю: кто Лее сопротивляется, тем достается больше.