Молча положив салфетки на столешницу, подходит к мойке и открывает кран, чтобы помыть руки. Сосредоточенно расстегивает манжеты рубашки и закатывает до локтя рукава, оголяя предплечья и свою татуировку. Его темные волосы немного влажные у висков, и это неудивительно, потому что сегодня, как и вчера, и позавчера — дичайшая жара!

По жилистой загорелой шее под воротник рубашки стекает капля, а над верхней губой у него четыре маленьких родинки... 

Еле заметно повернув голову, смотрит на меня краем глаза и проводит по затылку мокрой ладонью. 

Опомнившись, резко выхватываю из ящика два столовых ножа, которые с лязгом падают на кафельный пол, выскользнув из моих безмозглых пальцев.

— Чтоб тебя... — бормочу и взмахиваю руками, отскочив в сторону и врезавшись поясницей в столешницу.

Немцев без резких движений наклоняется над полом и собирает ножи один за одним. Выпрямившись, протягивает мне приборы, тихо замечая:

— Если собираешься еще что-нибудь уронить, роняй, пока я здесь.

Его глаза заглядывают в мои, и теперь мне самой жизненно необходимо куда-нибудь их спрятать! 

Забираю у него приборы, пробормотав:

— М-м-м… можешь быть свободен…

— Помочь с посудой?

Покосившись на обеденный стол, чувствую как начинают полыхать щеки. Чувствую его взгляд на своем лице, а еще чувствую его запах. По моим рукам бегут мурашки, и мне вдруг становится немного страшно, потому что я его совсем не знаю, но совершенно точно хочу узнать.

Боже, это плохая идея…

Отчего-то мне кажется, что этот урюк не совсем тот человек, с которым можно закрутить обыкновенный курортный роман… просто он так на меня смотрит, будто если дам ему руку, он оттяпает ее по самый локоть.

Возможно… я позволю ему сводить себя на свидание. Только возможно!

Отвернувшись, беру с подставки тарелку и несу к столу вместе с чистыми приборами и салфетками. 

— Твои странные котлеты в холодильнике, — говорю, обернувшись и смерив его с головы до ног независимым взглядом.

Прикусив губу и поколебавшись секунду, ставлю чистую тарелку прямо напротив себя, потому что все еще планирую придерживаться плана, который гласит — “я ничего не помню, ничего не видела и вообще это была не я”.

Усевшись на место, принимается за свою особенную еду, по традиции глядя строго перед собой и не принимая участия в разговоре. 

Очевидно, правило про глухоту и немоту за столом он усвоил в детстве на пять с плюсом!

Тоже пытаюсь поесть.

— Мы сегодня играем? — громко спрашивает Алекс, а я резко вскидываю глаза, потому что под столом моей босой стопы только что коснулся чужая туфля.

Смотрю на его дядюшку, но тот по-прежнему в своей тарелке.

— В душ только схожу, —  отвечает он. 

— Во что играете? — вытягиваю под столом ноги, задевая прохладную ткань серых брюк.

Закусив губу, вижу, как дергается кадык нашего вегетарианца, а черные глаза перемещаются к моему лицу.

Черт…

Мы только что обозначили новые правила игры?

— В Мортал Комбат, — поясняет Алекс. —  Это не для девчонок, мон шерри.

— Я тоже хочу… — хнычет Сеня, слизывая молочные усы и с мольбой глядя на мать.

— У тебя в девять отбой, и у меня сегодня тоже, — зевает Женя.

— Я не хочу спать! —  возмущается самый маленький Немцев. 

— Тебе это кажется… —  отмахивается она.

— Мы тоже сыграем, —  объявляю, хлопнув в ладоши.

Сегодня я… не хочу выходить из дома...

— То-ня… —  вздыхает Алекс. —  Я не бью женщин.

— А я не беру пленных, Алехандро, — усмехаюсь ему.

7. Глава 7

Прислушиваясь к своей прикроватной тумбочке, треплю полотенцем волосы. В тумбочке тишина. Все оставили меня в покое? Вот и прекрасно! Мне совсем не до своей