Мой брат, несмотря на то, что был таковым, ни проявлял интереса к Янтарной долине, потому что, кроме древних, почти угасших знаний, взять с них было нечего. Маленький кусочек суши между пустыней с востока и горами на западе, здесь выращивали пшеницу и рожь, но не воинов.

Братьям моим никогда не стать там своими, а магия Янтарной долины хоть и бессильна против завоевателей, но мстительна и нежданно-смертельна, если речь идёт о мести. Наверное, поэтому отец всё-таки женился на обесчещенной им принцессе этой страны.

План казался мне идеальным. Брат-король избавится от обузы, от опасности быть убитым в спину ради мести, а мой Колдер обретёт маленькое королевство. Возможно, со временем возродит его магию и укрепит границы.

Род Верного Стигрида, из которого происходила моя мать, не угаснет. И магия вернётся в Янтарную долину.

Я отложила перо и задумалась. Неплохой план, оставалось воплотить его в жизнь, чтобы у моих сыновей не было повода для вражды за трон. Отец Анкильда, например, оскопил своего брата, чтобы у того не было наследников и соперников основной линии династии. Такой судьбы сыновьям я не желала.

Вдовствующая королева-мать Менарии найдёт слова для сына, чтобы уговорить его на мой план. Не сейчас, так позже. Ей будет приятно, что её родина не угаснет, а получит шанс на возрождение через внука.

— Ваше величество, — мой капельмейстер, то есть секретарь, приставленный Анкильдом на время моего траура, чтобы вскрывать все письма, подал мне сложенный вдвое листок бумаги: — От лорда Фармана.

Странно, что герцог писал мне сюда, зная об этом.

— Можете идти, — кивнула я и немедленно распечатала письмо. Наверняка соболезнования и прочая чушь строго по этикету.

Я с нетерпением раскрыла письмо, состоящее из пары строчек:

«Ваше величество, я безмерно сочувствую вашему горю, но очень жду вашего возвращения ко двору. Признаться, без вас балы не проводятся, пиры не устраиваются, и его величество выглядит очень грустным».

Это означало только одно: несмотря на мой траур, Анкильд с любовницей предаются развлечениям.

Но прервать горе я не могла, никто бы этого не понял. Давать королю повод обвинить меня в непочтении к усопшим и к иным культам я не хотела.

Надо вести себя безупречно.

Послания от Эсмонда были столь же редки и немногословны. Капельмейстер исправно выполнял порученную ему миссию.

А когда на улице похолодало, и пришла осень, я покинула заточение и узнала от Эсмонда, что Констанция ждёт ребёнка.

***

— Моя леди, — чуть слышно произнёс Эсмонд, во время очередного приёма, которые теперь стали частыми при дворе Ядвинов. Мой рыцарь произнёс это, пригласив меня на танец.

— Вы осмелели, мой лорд, — только и успела ответить я, подавая ему руку.

Его ладонь была всё такой тёплой, сильной, как и в тот миг, когда я доверила ему свою честь, жизнь, судьбу. В тот день мы встретились у Небесного алтаря, чтобы произнести брачные клятвы перед моими Богами.

А Боги Вудстилла решили иначе: Они позволили быть нам вместе, связали невидимыми нитями, но отдали наши тела другим хозяевам. Меня — королю, Эсмонда — любовнице короля, родившей ему бастардов.

— Теперь за вами почти нет присмотра, моя леди. Его величество нашёл себе другую любовь, — насмешливо произнёс Эсмонд и положил руку на мою талию. — Видишь, никто не спешит обвинить меня в государственной измене.

— Ты даже рад этому?

— Рад. Ты ему не нужна, Гердарика, но цепляешься за того, кто готов придушить тебя собственными руками. И совсем не замечаешь тех, кто предан тебе не из-за денег или выгоды.