— Конечно, ваше величество. Но и вы понимаете, что не являетесь принцессой Вудстилла по крови. То, что стерпели бы от Касии, никогда не потерпят от «проклятой чужачки».

Герцог сидел в кресле напротив с совершенно невозмутимым видом, словно мы говорили, пусть и завуалировано, не о смерти короля, а о погоде, некстати испортившей вечер.

— Хотите вина? Я готова услужить вам самолично, — спросила я, чтобы выиграть паузу.

Мне надо было не только придать лицу невозмутимое выражение, к этому я привыкла при дворе отца, но и обдумать, говорить ли с Фарманом прямо сейчас или лучше отложить разговор до лучших времён.

— Почту за честь, ваше величество.

Я встала и медленно прошла к столику у окна. Руки мои были тверды, а намерения прозрачны, но одно дело догадываться о них, другое — услышать из уст королевы то, что можно счесть государственной изменой.

Фарман не раз говорил, что верен Анкильду. И добавлял: «Пока тот жив».

Намекал, что в убийстве участвовать не будет, но поддержит меня, если всё пройдёт гладко, и тень подозрений не падёт на меня или тех, с кем я связана?

Я наполнила красным вином два бокала и, поставив их на поднос, поднесла к герцогу. Совсем как его служанка.

— Благодарю, миледи, — кивнул он, принимая бокал из моих рук, но даже не попытался продлить соприкосновение наших пальцев.

Отлично, значит, Фарман со мной не заигрывает, тем лучше. Он был твёрд и холоден, как глыба льда на Севере, куда мне удалось отправить первую дочь короля.

Касия тоже будет претендовать на трон Вудстилла после смерти отца, но Север далеко, дороги к нему трудны, а гонцов можно и задержать, пока мой старший сын не будет коронован. После всё бесполезно. Народ примет Гарнета, как принял его отец.

— Вы поможете мне избавиться от Констанции? — спросила я прямо, выждав миг, когда герцог опустошит бокал. Слышала, что он пьёт мало, и никто не видел его настолько нетрезвым, чтобы советник Короля нёс околесицу.

Такой человек, канцлер и друг короля, которого никто не заподозрит в пособничестве, был мне необходим.

— Зачем вы хотите от неё избавиться, ваше величество? Вы дама неглупая, даже хитрая, и не можете не понимать, что через полгода на её месте окажется какая-нибудь Мария или Маргарет. Дело не в дамах, ваше величество, вы разрешите говорить откровенно?

Герцог выглядел добродушным дядюшкой, искренне желающим помочь запутавшейся в ревности племяннице.

— И вы не боитесь говорить откровенно, ваше сиятельство? Уж не Бог ли вы, посетивший меня в ночи?

Я улыбалась и кокетничала, но всё в границах дозволенного, чтобы при случае обвинения слугами-доносчиками, могла бы свести разговор к неудачным шуткам и неуместным вольностям герцога. Я знала, как и чем надавить на супруга, чтобы он поверил мне.

И знала характер короля. Он до сих пор считал, что Фарман единственный, кто по-настоящему ему верен.

Нас могли застать в постели, но Анкильд не поверили бы даже своим глазам!

— Я мог бы сказать, что мой Дар позволяет накинуть на разговорчивые уста покров длительного молчания, но на самом деле у меня везде свои люди. И они верны мне, ваше величество, из корысти и страха. Так что, нет, я не боюсь.

Герцог без разрешения встал и прошёл к моему столику, чтобы налить себе ещё вина. Это было неслыханным нарушением этикета, не позволяющему кому-либо в присутствии королевы или короля вести себя как вздумается.

Фарман проверял мою готовность прогнуться перед ним. И понимал, что выиграл, даже не начав торги.

Я бы очень хотела, чтобы сейчас, когда я хожу по опасному лезвию, грозя сбить ноги в кровь, приобрести настолько глубокие рваные раны, что никто будет не в силах их зарубцевать, рядом был Эсмонд. Его немая поддержка придала бы сил.