«Тоже мне, царь Иудейский! Ишь, мёртвых исцелял! Себя с Креста сними!»

Во-вторых или во-первых. Вот ещё что. Если вы уже «не играете», не повод ли это посмеяться над тем, кто «ещё играет»?

Вероятно, многие помнят тот случай из своей жизни, когда они впервые были не только оставлены и преданы, но и осмеяны.

Людям обязательно нужен кто-то, над кем можно посмеяться. Нужен кто-то, на кого можно и даже приятно показывать пальцем.

Лучше всего это делается коллективно.

Тот, кто «ещё играет», – очень даже подходит для этой цели. Тот, кто остаётся верным, когда все уже играют по другим правилам.

Иногда «верный» – повод не только для смеха, а и для казни.

Сплошь и рядом. От староверов до сталинских лагерей.

Мне исполнилось лет пять или шесть, когда это произошло. Я не ходила в детский садик – меня «смотрела» бабушка Шура, папина мама.

Про бабушку – отдельная история.

А сейчас про то, что в тот день мы сидели дома с бабушкой, пока родители были на работе. Раз я дома – значит, в школу ещё не хожу. Ведь мои родители – учителя и школа как раз являлась их работой.

Утро, солнце лучами пронизывает комнату. Я – в комнате, бабушка – на кухне. Стук в дверь.

– Сейчас, сейчас, – торопится к двери бабушка, вытирая руки о фартук.

Я тоже выглядываю и вижу, как бабушка отступает от двери. И лицо у неё… такое… такое…

– Грышка, – говорит бабушка. – Грышка, ты? Бабушка родом из Полтавской губернии, Кобылякского уезда, волости Кишенки. Так написано у неё в «метрике». Но она этой волости не видела и не помнила. Она мне даже рассказывала о своём первом детском воспоминании: всё их семейство на арбе едет в Крым, через Перекоп. Бабушка Шура всегда говорила, что она из запорожских казаков, которые когда-то переместились в Полтавскую губернию. А вот почему семья бабушки переехала из Полтавщины в Крым в 1906–1907 годах, я не знаю до сих пор. Это я к тому, что украинский говор слышала с самого раннего детства и так говорила сама, когда была маленькой.

На пороге комнаты появился высокий, мощный, слегка сгорбленный мужик. Лицо тёмное, какие бывают у рыбаков. Седые, вьющиеся волосы. Глубокие носогубные складки. В руке торба.

– Я, – прохрипел мужик. – Я, Шурка. Бабушка и этот мужик обнялись.

– Садись… я сейчас…

Бабушка захлопотала, стала ставить на стол жареную рыбу, помидоры, огурцы, графинчики, гранёные стограммовые стаканчики.

– Не суетись. – «Грышка» взял бабушку за руку. – Не торопись, Шурка. Я никуда не спешу.

– Танька, а ну, марш отсюда, – махнула на меня полотенцем бабушка.

– Внучка? – спросил мужик.

– Внучка. Вовкина, – ответила бабушка. Тут я, чтоб не вертеться у бабушки на глазах, юркнула под стол.

У нас – замечательный стол. Круглый, на четырёх ногах. Между ножек стола – перекладины. И ещё две перекладины – поперёк, по диаметру. Вот на этих перекладинах я сиживала, и не раз.

Картину дополняла тканая скатерть из чёрных и жёлтых нитей. А вот поднимите-ка руку, у кого в доме не водилось такой или подобной скатерти! Да ещё с кистями!

О, сколько сказок и историй прожила я под столом, на перекладинах, прикрытая жёлто-чёрными волшебными кистями!

Сначала я пыталась понять, о чём беседуют бабушка и мужик, но понимала только обрывки фраз и слов. «Лагерь», «всё, нахлебался, хватит», «и Шурка там, может быть», «а где ж ещё»…

Сидя под столом, я улетела в свою очередную сказку про принцессу и злых разбойников, которые прятались возле ботинок «Грышки». Больших таких, потрёпанных ботинок.

Наконец ботинки зашевелились, и я выползла из-под стола.

Мужик обнял бабушку ещё раз и ушёл.