Ну а со мной тоже что-то случилось. Может, оттого, что я давно не любовался женщиной, не видел ее так близко? Пока она была в забытьи, я неотрывно ее разглядывал, и меня все больше охватывал трепет, какой порождают лишь настоящие ласки. Меня чаровал безупречный овал ее лица: он напоминал плод оливы, но нежно-розового цвета. Щеки округло подступали к еле заметному подбородку, виски гладко уходили в красивый чистый лоб. Длинные шелковые ресницы, маленький нос и изящные ушки, казалось, были творением кисти искусного художника, а перевитые лентами локоны с медным отливом окружали лицо дивным ореолом, подчеркивая ясность черт. Под льняным платьем угадывались роскошные формы: твердые груди, полные бедра, пышные плечи. Еще больше меня пленили ее щиколотки, нежные, как у младенца, изящные, пухленькие и шелковистые; мне захотелось их поцеловать.

Когда она очнулась, я покраснел, будто попался с поличным. По сверкнувшему в ее глазах огоньку я понял, что она заметила мое смущение, но этот безмолвный обмен взглядами прервался судорогой боли.

– Ай… как голова болит!

Она попыталась встать, и ее лицо исказилось гримасой.

– Не могу.

– Полежи спокойно. Придешь в себя.

Сомневаясь, стоит ли мне доверять, она пристально на меня взглянула:

– Так ты врач? Как тебя зовут?

Я на секунду замер в нерешительности, потом услышал собственный голос:

– Аргус.

Она улыбнулась. Казалось, это имя расположило ее ко мне.

– Аргус, тот, кто ждет…

– Да, – подтвердил я. – В «Одиссее» пес Аргус ждал своего хозяина.

– А ты кого ждешь?

Я нахмурился. Меня осенило, что значит это имя, которое я выпалил не задумываясь, – мне казалось, оно случайное. Какой провал! Я-то мечтал удрать из мира людей, видел себя отважным и спокойным – но оставался все тем же. Как и пес Аргус, я просто ждал. Я ждал Нуру. Или ждал, пока освобожусь от воспоминаний о ней. Мое вековое предприятие по развеиванию Нуриных чар в дельфийском уединении оказалось просто переходным состоянием. Никаких обещаний новой эры, просто пауза. Не свобода, а ожидание в прихожей. Как часто я заблуждался!

Видя, что я погрузился в тяжкие размышления, незнакомка пробормотала:

– Прости мое любопытство. Меня зовут Дафна.

Я встряхнулся. Как ей шло имя нимфы! Она была наделена той же прелестью и изяществом. Чтобы не оставаться в долгу, я рискнул вспомнить мифологическую историю:

– А разве для Дафны не опасно забираться на гору Аполлона?

Согласно дельфийской легенде, убив огромного и ужасного змея Пифона, Аполлон насмеялся над Эротом, которому, с его детским телосложением, трудно натягивать тетиву своего лука. Горя желанием отомстить, Эрот вынул из колчана две стрелы: одна пробуждала любовь, другая – антипатию. В Аполлона он пустил стрелу с золотым наконечником, и Аполлон в тот же миг воспылал любовью к нимфе Дафне. Но нимфу злопамятный Эрот поразил стрелой со свинцовым наконечником, чтобы она осталась равнодушной. Аполлон, чье ясновидение на сей раз подкачало, выследил Дафну и бросился за ней. Она его отвергла. Он изумился. Несмотря на его пылкие заверения, она избегала его ухаживаний. Преследование продолжалось. Когда назойливый поклонник уже готов был ее схватить, бледная от изнеможения Дафна, в ужасе ощутив за спиной дыхание бога, возвела взор к небесам и взмолилась Зевсу, чтобы он ее спас. «Лиши меня красоты, этого рокового дара!» Едва она вымолвила эти слова, ее волосы позеленели, члены одеревенели и покрылись корой, руки вытянулись и обратились в ветви, ноги пустили корни: она превратилась в лавр. Аполлон, хоть и остался ни с чем, сохранил к Дафне глубокую привязанность и прошептал дереву: «Раз ты не хочешь быть моей супругой, будь моим деревом»