— Я Надя, — сказала она. — А Люба — моя старшая сестра.
— А она почему не приехала?
Лучше сказать правду, даже если это выставит семью Сорокиных в дурном свете. Адвокатам, как и священникам, не врут.
— Моя сестра ждёт ребёнка. Её обманул какой-то парень, и теперь она станет матерью-одиночкой. Не надо её осуждать — она хороший человек, просто попала в беду.
— Я никого не осуждаю, — сказал дядя, не отводя от Нади карих глаз. — Помогать людям, попавшим в беду, — моя профессия.
Столько неподдельной доброты и сочувствия прозвучало в его словах, что Надя ощутила пощипывание в носу. В Юшкино никто не жалел Любу, все считали, что она сама виновата в том, что нагуляла ребёнка неизвестно от кого.
— Ты мой герой, Глеб, — промурлыкала тётя Поля и забрала из рук домработницы чашку кофе. Поставила перед мужем: — Ты хоть спал сегодня? Как движется процесс?
— Извини, я работал до трёх часов ночи, а потом лёг спать в кабинете. Не поднимался наверх. Процесс нормально, сегодня утром заседание, — он взглянул на массивные наручные часы, блеснувшие золотом. — Мне пора, Марта уже звонила из суда.
— На ужин приедешь? — тётя наклонилась к мужу так провокационно, что Надя и Рафаэль отвели глаза.
Никому не хотелось наблюдать за любовными играми взрослых.
— Ужинайте без меня. Нина, принеси пиджак из гардеробной.
Дядя встал и взялся за верхнюю пуговицу на рубашке. Неразборчиво чертыхнулся: видимо, не получилось сразу застегнуть. Он покрутил шеей и с силой попытался продеть пуговицу в тугую петлю.
— Давай я помогу, — тётя потянулась к нему.
— Не надо, — уклонился дядя, и тут пуговица отлетела от рубашки, прокатилась по мраморному столу и остановилась у тарелки Нади.
Она взяла её — маленький толстый кружок из сияющего перламутра. Гладкий и тёплый на ощупь. Не пуговица, а произведение искусства с четырьмя дырочками, настоящая драгоценность для ценителей роскошных деталей.
— Нина, быстро принеси такую же рубашку, — распорядилась тётя. — У Глеба Тимофеевича их две.
Домработница побледнела:
— Вторая в химчистке. Я сегодня собиралась её забрать, вчера не успела…
— Как не успела? Чем ты занималась? Ты же знаешь, что под этот итальянский костюм подходят только две рубашки!
— Я сейчас съезжу в химчистку! Она уже открылась!
— Не надо никуда ехать, я надену другую, — сказал Глеб Тимофеевич. — Ничего страшного.
— Как это ничего страшного? Теперь тебе придётся менять костюм, потому что у остальных рубашек не подходят воротнички! А ты опаздываешь на заседание суда!
— Поля, прекрати, — оборвал дядя начинавшуюся истерику.
— Так можно же пришить пуговицу… — пробормотала Надя. — Это займёт пять минут.
Все посмотрели на неё так, словно она сказала ересь.
— Это итальянская рубашка ручной работы, моя наивная сестрица, — усмехнулся Рафаэль.
— Пуговицы пришиты по специальной технологии, ты не сможешь её повторить!
Один лишь дядя отнёсся серьёзно к её предложению:
— Ты действительно сможешь пришить эту дурацкую пуговицу?
— Можно поближе посмотреть? — Надя встала и подошла к дяде. Расстегнула одну из пуговиц на груди, нечаянно коснувшись горячей кожи. Отдёрнула пальцы и покосилась на дядю: он сделал вид, что не заметил прикосновения. Надя глянула, как пришита пуговица. — Ничего специального тут нет: просто пришито не крестиком и не параллельными стежками, а в виде буквы «Z». И на ножке. Я смогу такое повторить.
— Пойдём, — дядя подхватил Надю под локоть и потащил в кабинет. — Нина, принеси иголку и нитки. И сделай мне наконец бутерброд с сыром!