А вот рабские метки… С ними всё куда сложнее.

Говорят, колдуны, которые создавали эти оковы, умели и находить по ним беглых невольников. Эти рабские метки оставляли свой след. Знающие люди без труда его находили.

Вот почему обрести свободу любому рабу можно было лишь одним способом – получив её от хозяина. Да только такое редко случалось – большинство так и отправлялось к предкам, не дождавшись освобождения.

– Я избавил бы тебя от этого… – снова задумчиво повторил Шункар. – И избавлю.

В глазах Алии теперь читалась растерянность… Она даже про свои колючки забыла на время. Смотрела так, будто ушам своим не верила.

– Однажды. Когда буду уверен, что ты не погубишь себя этой свободой, – добавил Шункар, и она сразу сникла.

Но ему сейчас нужно было видеть её глаза, нужна была уверенность, что она его слышит и понимает.

– Алия… – он осторожно дотронулся до её подбородка, приподнял лицо. – Послушай меня, прошу! Я же понимаю, что у тебя на уме. Ты думаешь, теперь сбежать будет легче… Ненавистный ошейник больше не давит, – он медленно провёл большим пальцем по красной линии оставшейся на её светлой коже. Но она даже не шелохнулась, будто заворожили. – А запястья от чужих глаз спрятать гораздо проще. Старую, доверчивую Зофию и вовсе обмануть не так уж сложно. Значит, нужно просто дождаться, когда уйдет этот ханский пёс Шункар. Выбраться побыстрее из дома, а там… ищи ветра в степи! А ещё лучше… сделать это ночью, когда все уснут. Ночью точно никто не хватится. Главное, чтобы в Анкачи не схватили, не вернули. А уж за пределами города, в степях, вовек никто не найдет. Так? Можешь, не отвечать! И сам знаю. На твоём месте, я бы думал именно так. И непременно бы попытался…

Она дёрнулась, ускользая от его руки, всё ещё касавшейся её лица и шеи, отвела взгляд, нахмурилась, закусила губу.

– Вот только… ничего у тебя не выйдет! Ты совершенно не знаешь нравы Анкачи. И не знаешь язык Степи. О помощи тебе просить некого, – холодно продолжил Шункар. – А я знаю эти земли, этот народ, их традиции. И я скажу тебе, что ждёт тебя за стенами моего дома. В лучшем случае, смерть. В худшем, новое рабство, унижение и бесчестие. Сбежишь – тебя найдут. Вот по этим самым меткам. Найдут, даже если я умолчу о твоём побеге, дам возможность уйти. Рано или поздно, кто-то заметит тебя и выяснит, что ты рабыня. И тебя казнят. Или продадут новому хозяину. На то, что вернут мне, можешь даже не надеяться! А прятаться долго ты не сможешь. Здесь не принято, чтобы женщина одна разгуливала по улицам. Даже свободная женщина. Спроси, Зофию! Она уже в почтенном возрасте и то не осмеливается нос на улицу показать. Всегда ходит на рынок вместе с одним пожилым рабом моего соседа. Так ей спокойнее. А уж молодая девица, оказавшаяся на улице без мужчины, сразу приравнивается к гулящей. И, значит, обращаться с ней можно, как вздумается. Ты можешь, конечно, украсть у меня одежду, притвориться мужчиной… Но подумай, что с тобой сделают, когда раскроется обман!

Алия сердито сопела, по-прежнему не поднимая глаз.

– Город окружен стеной. Очень высокой стеной. Ты, наверняка, видела… Через неё перебраться можно, только имея крылья. А ты, Пташка, летать, увы, не умеешь. Ворота охраняют воины хана, на стенах они тоже несут дозор. Мимо них ты не прошмыгнёшь. Но… давай представим, что тебе удалось невозможное – ты нашла путь, сбежала из столицы… Что дальше? Сколько дней тебя везли через степи из Велларии? Ты уверена, что сможешь пройти этот долгий путь одна? Пешком. Без еды, без оружия, без лошади. Что ты будешь делать, когда на тебя нападёт стая волков? Или того хуже, встретятся шакалы на двух ногах. Хочешь, чтобы тебя пустили по кругу, безжалостно растерзали и бросили умирать в степи?