Пару минут мы шли молча. Я старалась на него не смотреть, хотя тянуло. Природа не поскупилась — одарила парня весьма симпатичной внешностью. Особенно мне нравились его глаза — шоколадно-карие, глубокие.

Костик — мой ученик — ждал меня у ворот своего дома. Завидев нас, он обрадовался, замахал.

Я махнула в ответ и повернулась к Роману, чтобы попрощаться.

— Спасибо, что проводили.

Роман выглядел ошарашенным.

— Не за что.

— До свидания, — сказала я и легонько тронула его за плечо.

Он глянул на меня мельком и снова, должно быть, даже против воли, уставился на Костика.

— Жду вас завтра в одиннадцать! — вздохнув, предупредила я. Мне было неловко за Романа, за то, что он вот так пялится. К счастью, Костик не обращал на это внимания.

— Привет! — сказала я, подходя к нему. — Ты загорел! Помочь тебе заехать?

— Не надо, — гордо отказался он. — Я сам.

Я приоткрыла для него калитку.

19. Глава 19. Платон

Я не мог двинуться с места. Как приклеенный. Мия прошла к мальчишке и застыла рядом с ним с улыбкой. Тот заулыбался в ответ. Он сидел в инвалидной коляске — простенькой такой, старой, но весь подался вперед навстречу моей учительнице. Мия нежно коснулась его макушки, что-то сказала. Было видно, что и мальчишка, и Мия очень рады друг друга видеть. В их приветствии было столько тепла, что у меня защемило в груди.

Когда Мия и мальчик скрылись во дворе, я еще немного постоял на прежнем месте и лишь потом двинул в сторону отеля. Меня переполняли непонятные чувства: какая-то необъяснимая тревога, грусть, смятение.

Где-то на половине пути к отелю мне позвонила мама.

— Ну как ты, родной? — спросила она, даже не поздоровавшись. — Ты нашел ее? Нашел Пальму?

— Да, — ответил я, перекладывая телефон в другую руку. — Нашел.

— Очень хорошо! Надеюсь, ты уже пустил в ход все свое обаяние.

Меня словно под дых ударили. Я сошел с тротуара и прислонился лбом к какому-то дереву. Черт! Отчего голова такая ватная, а в венах словно расплавленный металл? На солнце перегрелся?

— Почему ты молчишь, Платон? — занервничала мать. — Расскажи толком, как у тебя продвигается.

— Никак! — отрезал я. — Абсолютно никак у меня не продвигается. Потому что я сначала решил изучить эту девушку.

— Господи, зачем? Дорогой, нам нельзя терять время, у нас его и так слишком…

— Мама! — перебил я. — Мама, послушай: Пальма — хорошая девушка. Скромная, добрая, совершенно нежадная до денег. Я уверен, что мы можем все ей рассказать.

— Не смей! — закричала мать. — Не смей ей ничего говорить!

— Но почему? Я готов поклясться тебе, она совершенно не подлый человек. Она не станет нас шантажировать.

— Ты ничего не знаешь о жизни, Платон! Ничего! Моральные принципы — это роскошь, которую нищеброды не могу себе позволить. — Мама говорила с таким надрывом, будто вот-вот сорвется в истерику. — Да, возможно, сейчас Пальме не слишком нужны деньги, но рано или поздно они ей понадобятся. С ее близкими может случиться беда: родители заболеют, ну или там ребенку ее в будущем понадобится операция. Думаешь, Пальма останется белой и пушистой? Не вспомнит, какую тайну хранит?

— Я дам ей денег на любое лечение.

— Платон, ты не понимаешь, что несешь! Нельзя так подставляться. Нельзя! Сначала ты дашь ей деньги на операцию, потом ей понадобится квартира. После — еще что-нибудь.

— Ты ведь ее совсем не знаешь!

— Я знаю ее отца! — резонно возразила мама. — Яблоко от яблони катится недалеко.

Я вздохнул, а мама вдруг смягчилась:

— Ты выбрал неправильную стратегию, Платон. Не надо сближаться с этой девушкой. Ты слишком молод и ведешься на женское обаяние. Пальма вовсе не такая простушка, как тебе могло показаться. Матвей мне тут немного о ней рассказал, и, знаешь, у меня нет сомнений в том, что мы имеем дело с хитрой, талантливой притворщицей.