Он делает эффектную "театральную" паузу, и я зачем-то спрашиваю:

- Убьешь нас?

- Ну, вот еще, Анечка, я же не мой отец. Да и времена другие. Восемь лет прошло... Но вернуть ЭТО, - ногой пинает лежащего без сознания Свята. - Обратно за решетку, смогу запросто. Лет этак на пятнадцать. Надеюсь, объяснять, что в полицию идти не стоит, не нужно? Учти, себе дороже получится, - он шагает к выходу, но вдруг останавливается и через плечо оборачивается ко мне. - Разочаровала ты меня, Анечка, очень разочаровала. Такой неприступной, такой... настоящей казалась. А оказалась... А оказалась подстилкой тюремной. Не отмоешься.

Вытерев руки о мое кухонное полотенце, как будто это он их сейчас испачкал, а не его люди, Одинцов идет к двери, а я выбрасываю из головы все мысли о его словах, об отце его (при чем здесь его отец?), об угрозах, о том, что они вполне могут вернуться, и падаю на колени рядом со Святом.

Свят

- Да откуда я знаю, за что! Документы какие-то требовали! Да, того, кто избил знаю. Антон Викторович, они в полицию запретили обращаться. А скорую? Скорую можно вызвать?...

Ее голос, возникнув из ниоткуда, уплыл прочь, растаяв, как туман, на последних звуках. Я снова провалился в пустоту, уже ощущая приближение знакомой боли. Голова раскалывалась - как много лет назад, когда особенно сильно получал по ней во время боя.

Окончательно прихожу в себя, когда Радулов (ну, а кто еще?) приподнимает, подхватив подмышки, и начинает тащить куда-то.

- Антоха? - с трудом выдыхаю - ребра сдавливают грудную клетку до кровавого зарева перед глазами. Да, отделали будь здоров! Суки! А я даже сопротивляться толком не мог - не зря же они меня здесь, при ней, гасить начали, явно же следующий шаг - ей угрожать! Ну и автоматы с предохранителя были сняты у обоих! А это уже совсем странная вещь! Ну, так-то понятно зачем оружие - для устрашения, для того, чтобы показать ху из ху. Но они были готовы стрелять! В кого? В меня или в нее?

- Я, я, брат! Терпи, сейчас скорую вызовем, - "успокаивает" меня он.

Что ж я наделал? Зачем я вообще к ней приходил? Подставил Аньку! Подставил, скотина! А? Где она? Где!

- Анька! Анька где? - неужели забрали с собой, сволочи? Но ведь она ж вроде бы Антохе звонила!

- За телефоном в спальню пошла. Нормально с ней все.

- Скорой не нужно.

- Охренел, что ли? Анна сказала, тебя прикладом со всей дури по башке шарахнули.

- И чо? Сотряс мне пропишешь? Мне флешку найти надо! Слышишь? И как-то из этого дерьма выпутаться! Иначе ведь, как Ждановского и всю его семью, грохнут... и меня и ее!

Антон затащил меня на кровать, ощупал голову. Рассечения, похоже не было...

- О, брат, тут блять, гора Килиманджаро на затылке! - озабоченно протянул Радулов.

- Да хрен с ней, с башкой, - я тоже нащупал огромную шишку, потрогал, болезнено щурясь. - Хрен с ней. Переживу.

- Что мне скорой сказать? - в комнату забежала Аня. Растрепавшаяся, раскрасневшаяся, испуганная. И я с трудом сдержал радостную улыбку - глянь как она обо мне распереживалась! Точно сотряс у меня - не о том, Мерцалов, не о том, зараза такая, думаешь!

- Ничего не говори, - скомандовал ей, усаживаясь в кровати - перед глазами плыло, но тошноты вроде не было. - И даже не звони им.

- Свят!

А вот это уже лучше! Вот это уже тот случай, когда говорят, что игра стоила свеч! Анна села рядом со мной. Я не сразу обратил внимание на мокрое полотенце в ее руках. А когда она начала им вытирать мое лицо, под казавшиеся мне сейчас монотонными, рассуждения Антона, мне даже почти хорошо сделалось. Ага! Вот так бы и лежал вечность! Пусть бы только заботилась обо мне, волновалась, переживала. Потому как, если бы не любила, разве стала бы переживать, волноваться, заботиться...