А потом сон трансформируется в нечто совершенно иное. Как будто бы кто-то хочет что-то, что я держу в руках, забрать. Кто-то, стоящий у меня за спиной, тянется, обхватывая руками мое тело. И я, упрямо машу рукой, с зажатым в ней чем-то маленьким, но безумно важным и понимаю, что сзади... это Свят! Что это он пытается отнять что-то! И я не отдаю только потому, что мне нравится эта игра - он отнимает, я уворачиваюсь! И я уже смеюсь! И он, кажется, смеется тоже! И его, совершенно точно, заводит эта наша игра! Я бедром чувствую всю его каменную твердость! Четко понимаю, что сплю, и даже во сне пошло трусь об то самое, что вечером хотела отстрелить...

   - О, Боже, спокойнее, девочка... 

    И распахиваю глаза, еще не понимая, что это уже не сон.

10. 10 глава

Флешбек. Свят.

- Свя-ят? Может, назад, домой, вернемся? Как мы здесь будем... спать? - испуганные голубые глаза моей коренной москвички, ни разу не жившей в деревне у бабушки, не имеющей представления о печке, топящейся дровами, не знающей, что морковка растет на грядке и ее, оказывается, нужно поливать и полоть, заставили поперхнуться смехом - на самом деле боится! Бедная моя девочка! Ох, и это мы только в бабушкину хату вошли! А что будет, когда ты козу увидишь и курочек?

Бабушку, упорно отказывавшуюся переезжать к моей матери в город на пмж, неожиданно хватил инсульт. И пока вроде бы все обошлось, но годы-то, годы! Ничего не поделаешь - девятый десяток разменяла старушка. Мать сидела с нею в больнице, а меня с Аней отправила в бабушкин дом в деревню ухаживать за хозяйством, всего-то на пару дней, пока нас не сменит отец.

Тренировки выматывали. Я устал - чемпионат региона только-только закончился и мне удалось выбить для себя неделю отпуска. А тут еще оказалось, что Анька ни разу в Краснодаре не была! И, самое удивительно, никогда не жила в деревне! И я ехал сюда, как на курорт. А она - как в ссылку...

- Ну, давай не будем спать вообще? Что нам заняться больше нечем? - я бросил наши сумки с вещами прямо на вязаный коврик у двери и развернулся к ней. Она застыла на пороге, осматривая чистую, но совершенно несовременную комнату с подушками, сложенными горкой на кровати, с беленой русской печью, с иконами, украшенными рушником с вышивкой. Глаза на пол лица распахнулись - взгляд наполнен ужасом, как будто попала в хижину к аборигенам!

И не к месту здесь ее туфельки, ее платьице модное... Не к месту, наверное, маникюр на тонких пальчиках... Да только сердце удар пропускает, когда смотрю на нее! Моя красавица! Моя королева снежная! Коса через плечо перекинута... Гордый поворот головы... Губка нижняя закушена белоснежными зубками... - Чего ты испугалась, невозможная моя?

Притягиваю к себе, глажу, как ребенка по волосам, губами прижимаюсь к виску, к горячей гладкой коже. Сладкая моя... Любимая... Руками проникает под мою куртку, обнимает в ответ, доверчиво ластится, в шею целует, расслабляется, словно где-то внутри у нее была взведенная пружина и вот сейчас, в моих руках, ее отпустили.

- Чего ты испугалась, милая? Я же с тобой! Не бойся! - и я уже покрываю поцелуями ее скулы, трогаю губами ту самую, нижнюю, ещё недавно закушенную от страха. И мне уже без разницы, где мы, кто там кудахчет от голода в сарае на весь двор! Мне без разницы, что койка с железной сеткой и периной умеет проваливаться в центре практически до самого пола! И не смущает дикий холод в нетопленной три дня хате - мне жарко от того, что моя любимая рядом! Мне жарко от ее отклика, от языка, танцующего у меня во рту.