Естественно, поездка в Париж! Групповая, за умеренную цену. Вместе с другими она остановилась в гостинице при вокзале Сен-Лазар, с которой были связаны те, кто специализировался на подобного рода «турах».

Она вышла из автобуса одновременно со всеми и пошла в свой номер. Три свидетеля слышали, как она заперла дверь. На следующее утро миссис Бритт в комнате не оказалось, и с тех пор не удалось обнаружить никаких ее следов.

Приехал сержант из Скотленд-Ярда, весьма растерянный. Поговорил с Мегрэ и начал скромненько вести свое расследование.

Английские газеты вели себя гораздо менее скромно и вовсю трубили о беспомощности французской полиции.

Однако существовали некоторые детали, о которых Мегрэ не хотелось сообщать журналистам. Во-первых, то, что в номере миссис Бритт нашли бутылки со спиртным, спрятанные в разных местах: под матрасом, под бельем в ящике комода и даже на шкафу. Во-вторых, как только ее фотография появилась в вечерних газетах, на набережную Орфевр явился лавочник, который продал ей эти бутылки.

– Вы заметили что-нибудь необычное?

– Хм! Она была под хмельком… Но тут не винцо… Судя по тому, что эта дама у меня купила, она предпочитала джин.

А может, миссис Бритт изрядно выпивала тайком в семейном пансионе на Килберн-лейн? Английские газеты не писали об этом.

Ночной портье в гостинице тоже дал показания:

– Я видел, как она бесшумно спустилась. Была навеселе и начала заигрывать со мной.

– Она вышла?

– Да.

– В какую сторону направилась?

– Я не знаю.

Один полицейский видел, как она топталась у входа в бар на улице Амстердам. И это было все. Из Сены не выловили ни одного тела. На пустырях не нашли ни одной женщины, разрезанной на кусочки.

Суперинтендент Пайк из Скотленд-Ярда, которого Мегрэ хорошо знал, каждое утро звонил из Лондона:

– Извиняюсь, Мегрэ. Никаких следов?

Этот дождь, мокрая одежда, зонты, с которых текла вода, расставленные по всем углам, и к тому же зубы мадам Мегрэ – все это раздражало невероятно, и чувствовалось, что комиссар только ждал случая, чтобы взорваться.

– Что такое, Жозеф?

– Шеф хочет поговорить с вами, господин комиссар.

– Я сейчас иду.

Для доклада это было неурочное время. Когда начальник сыскной полиции вызывал таким образом Мегрэ днем в свой кабинет, это означало, что речь пойдет о чем-то очень важном.

Тем не менее Мегрэ закончил читать досье, набил новую трубку и только тогда направился в кабинет патрона.

– Ничего нового, Мегрэ?

Комиссар молча пожал плечами.

– Только что с курьером я получил письмо от министра.

Когда говорили просто «министр», это означало «министр внутренних дел», которому подчинялась сыскная полиция.

– Я слушаю вас.

– Около половины двенадцатого придет один человек…

Было четверть двенадцатого.

– Это некий Фюмаль, похоже, важная персона в своей области. На последних выборах он бог знает сколько миллионов вложил в партию…

– Что совершила его дочь?

– У него нет дочери.

– Тогда сын?

– И сына у него тоже нет. Министр не пишет, о чем идет речь, просто мне кажется, что этот господин хочет видеть лично вас и что нужно сделать все, чтобы удовлетворить его просьбу.

Мегрэ только пошевелил губами, но можно было легко догадаться, что слово, которое он не произнес, начиналось на букву «Д».

– Прошу меня извинить, старина. Я же понимаю, что это очень тяжело. Но все же постарайтесь совершить невозможное. У нас и так в последнее время было достаточно неприятностей.

В приемной Мегрэ остановился около Жозефа:

– Когда Фюмаль придет, ты проведешь его прямо ко мне.

– Кто придет?

– Фюмаль![1] Это его фамилия.