Он был в форме, и она взрослила его. Под глазами синяки. Бедный, мало ему своих трудностей, еще и я. Переложила проблемы на вчерашнего ребенка, очень взрослая девочка.

– Ты выглядишь усталым, – я погладила его по щеке, – а ваша академия на другом конце города. Иди, я справлюсь. Ты же видел, я уже почти справилась со своей силой.

«Справлюсь», – решительно повторила сама себе.

Никки потер глаза, поджал губы и недовольно мотнул головой.

– Я останусь, – безапелляционно заявил он, а я с трудом удержалась, чтобы не разреветься от радости.

Стыдно, Алиана, стыдно! Да он же не просто выглядит усталым, его шатает! Это даже не эгоизм, я нагло его использую.

– Прекрати меня жалеть, Ана! – нахмурился Никки. – Лучше скажи, у вас есть горячая вода?

– Конечно. – Я расплылась в счастливой улыбке. – В ванной. Ты хочешь принять душ?

– Не душ, я хочу принять ванну. А что тебя удивляет? – тихо рассмеялся он. – Или ты думаешь, я в принципе не моюсь?

– Нет, – хмыкнула я, а потом поняла, как это прозвучало, и тоже расхохоталась. – То есть я хотела сказать, я так не думаю. Для человека, который не моется, ты слишком хорошо пахнешь.

– Слава богу. – От теплых ноток в его голосе мне снова хотелось смеяться.

– Ты голоден? – Я сменила уличную обувь на домашние тапочки.

Николас задумчиво следил за моими движениями.

– Пожалуй, нет. Отведешь меня в ванную? – наконец ответил он и протянул мне руку.

– Конечно. – Я крепко обхватила его ладонь, привычно сплетая пальцы, и потащила его по лестнице вверх. Теперь я понимала Никки – так действительно чувствуешь друг друга острей.

Мы поднялись в мансарду, я показала ему чистые полотенца и открыла краны, чтобы набрать ему теплой воды. Он подал мне пиджак, качнулся.

– Ты уверен насчет ванны? – с опаской спросила я, наблюдая за тем, как путаются его пальцы в пуговицах черной рубашки.

– Я мечтал об этом с того момента, как впервые принял в академии душ, – серьезно ответил Никки, дергая манжету.

– Дай, я помогу, – покачала головой, расстегнула оставшиеся пуговицы, встала у него за спиной и стянула с широких плеч рубашку.

Широких? А ведь и правда, за несколько осенних месяцев он снова раздался в плечах. Короткая стрижка открывала шею, и я видела, как забавно его темные волосы у основания шеи переходят в золотистый пушок. Такой нежный – я легонько дотронулась до него пальцами. Никки замер, настороженно обернулся, выгнул бровь.

Мой смешной, диковатый котенок.

– И брюки снимай, – строго велела я и, дождавшись полного комплекта, забрала вещи.

«Не заснул бы прямо в ванне», – улыбнулась, любуясь его стройным гибким телом.

– Ани? – позвал меня он.

– Да? – Я моргнула.

– Ты уверена, что хочешь остаться?

Я недоуменно посмотрела на Николаса, а потом поняла, что не так. Из одежды на нем было только белье, он уже и носки снять успел. Никки? Смутился? Действительно смутился! Строгое лицо и пылающие уши.

Как это мило!

– Прости. – Я рассмеялась и не смогла удержаться, чтобы его не поддразнить, томно добавила: – Это было завораживающее зрелище.

– Повторить? – серьезно спросил Никки, глядя на меня из-под своих неприлично длинных ресниц.

– Все-все, ухожу, – отвернулась, сделала шаг в сторону двери и услышала всплеск воды.

Николас блаженно застонал, и мне захотелось обернуться, чтобы увидеть его лицо.

– Не спи! Я уберу форму и приду тебя проверять! – Я бросила на Никки быстрый взгляд. Он лежал в воде, откинув назад голову и закрыв глаза.

– Хорошо, – вяло ответил он. – Приходи.

Я быстро развесила его одежду, убрала в шкаф, а потом заметила нашитое на кителе имя. Николас Фостер? Задумчиво повторила надпись пальцем, чувствуя под ним грубую нить. Логично. Зачем смущать курсантов громкой фамилией?