Но стоило мне осмотреться в небольшой комнате, как меня словно ударили под дых.
Тварь...
Сука…
Вдоль стен были выставлены картины. Какие-то совсем новые, какие- то написанные уже достаточно давно. Но большая часть из них была связана с нашим общим прошлым.
Двуличная шлюха!
Нутро выворачивало от разрывавших эмоций, стоило взглянуть на тот самый берег у моря, где мы и познакомились, на ту пещеру, где прятались от дождя и где случилась наша первая близость…
Она словно методично вскрывала зарубцевавшиеся раны и посыпала те солью. А я ничего не мог поделать, не мог противостоять — потому что все еще помнил все от и до...
Я ведь думал, что отболело, что смог забыть и просто вернулся за местью!
Но нет… Эта ведьма снова и снова сжимала в своей изящной ладошке мое замерзшее сердце, выжимая очередную порцию боли.
Первым порывом было изрезать все к чертовой матери. Потому что я словно горел в собственном аду, видя то, что неизменно возвращало в прошлое, где я был наивным дураком. Но выдержка помогла удержать себя от необдуманного поступка.
Словно больной мазохист, я снова и снова разглядывал картины одну за другой, вспоминал, стискивал зубы и клялся отомстить Дженнифер.
За то, что предала. За то, что посмела малевать наше прошлое… За то, что заставляла мое сердце биться быстрее, стоило только вспомнить тот самый пляж, где мы...
Черт! Хватит!
Нужно было остыть. И я быстро покинул домик, так и не заглянув к самой виновнице моего появления здесь.
Нет. Нельзя. Иначе не сдержусь и попросту задушу мерзавку.
Я должен был все хорошенько обдумать. И после практически бессонной ночи попросил Майкла разузнать подробнее про Галерею, проспект которой заметил на столе в гостевом домике.
И каково же было мое удивление, когда выяснилось, что моя дорогая жена нацелилась на персональную выставку. Судя по всему, именно для этого она и работала над картинами, изображая все то, что было так прочно связано с нашим прошлым и было только нашим! Кроме того, выяснилось, что это была чуть не хрустальная мечта нахалки. Что ж, детка, вот и еще одно твое слабое место. Впрочем, ее любовь к рисованию не была для меня такой уж новостью. Я лишь не знал, что она хотела именно выставлять свои работы.
Решение пришло само. Дженни очень ждала этого события, раз столько сил вкладывала в работу. А значит… Вот и первая ласточка, дорогуша. Твоя расплата начнется именно с этого, пока твой папаша с женишком бодро шагали в приготовленную для них ловушку.
Жаль ли мне было уничтожать результат ее многочасового труда? Когда-то я бы ни за что не посмел бы так поступить. Но не теперь.
Устроить поджог - дело нехитрое.
Несколько канистр бензина, щелчок зажигалки...
И как только поздно вечером Дженнина вышла на улицу, потянулась и, чуть постояв, направилась в дом, я нажал кнопку без всякого сожаления.
Стоя в тени деревьев, в слепой зоне камер, я смотрел, как разгорался огонь и вспоминал. Вспоминал, как часто Дженни рисовала у меня дома. Она могла часами стоять у мольберта и напрочь забывать даже про еду — настолько погружалась в работу. А я… Я любил смотреть на нее — такую сосредоточенную, вдохновленную.
Я любил ее. Я дышал ею. Я жил этой белокурой красавицей. И был уверен, что это взаимно.
Но все оказалось ложью от начала и до конца.
И сейчас мне казалось, что там, в домике, вместе с картинами горело и мое сердце, моя любовь…
Я настолько задумался, что даже не сразу заметил фигуру, мелькнувшую в сумерках. С опозданием до меня дошло, что это была чертова Дженнифер. Но как? Как она узнала? Ее окна не выходили на эту сторону, а сигналку мы отключили. Специально, чтобы ничего нельзя было спасти.