— Кажется, мы же решили, что это «пандус», — не отрываясь от экрана компьютера, напоминает Виталий.
— Пять букв, мой дорогой фрэнд, — показываю администратору все пальцы, — пять букв.
Склоняю голову вправо, для вида заправляя волосы за уши, а Артур чем-то подозрительным занимается, кликая на мышку слишком часто. Пожилая пара из Германии наконец-то отошла от секции Василисы, и та показывает мне, что скоро освободится, одновременно поднимая трубку телефона.
— Никакого Гугла! Руки на стол, Артур, — строго приказываю я.
Он вытирает лоб салфеткой, будто тот и впрямь испариной покрылся.
— Это пытка, — бурчит старший администратор себе под нос.
— Это суть кроссворда, — заявляет Виталий, и мы улыбаемся друг другу, — хотя вот и понятно, по какой причине они больше не популярны. Все сразу лезут в поисковик.
— Слабаки!
Долговязый гость в расстегнутой куртке интересуется расположением Успенского храма у одного из администраторов. Через минуту мы коллективно решаем, что ему лучше вызвать такси.
— Там еще каток рядом, — добавляю я на ломанном английском, когда гость собирается уходить. — А возле катка — самая вкусная шаурма в этом районе.
Он благодарно кивает, так и не застегнув куртку, и топчется на месте пару секунд перед отбытием.
Импозантный грубиян и злюка возвращается, когда звезды на небе уже, наверное, устали сверкать.
Когда не только приличные люди собираются спать, но и неприличные.
И возвращается не один.
Под руку с ним вышагивает невероятно роскошная девушка, красота которой точно стала бы предметом войны в каком-то греческом мифе. Да греческие философы выдумали бы войну лишь для нее.
Она даже слегка возвышается над Везувием, а от длины ее ног «вытягивающий» фильтр Инсты просто бы сломался.
Как только Родин замечает меня, его лицо удерживает маску такого равнодушия и непроницаемости, что мое тело теряет способность двигаться.
Но только на мгновение или два.
Что-то здесь нечисто, прищуриваюсь я.
И эта девушка… Она никак не может быть старше меня! А этот подлый мерзавец изображал пылкое возмущение по поводу моего возраста в галерее.
Решительно направляюсь к нему, и, хоть мужчина и не притормаживает заранее, Везувий все-таки вынужден остановиться, когда мое приближение становится необратимым.
— Я бы дал тебе денег на слуховой аппарат, но начинаю подозревать, что проблема в другом.
— Я вижу, ты готов бесконечно говорить о раздаче денег. Ты даже не дослушал меня!
Он принимает столь категорический и повелительный вид, что я закипаю. Ну вот, сейчас снова будет пыжиться. А сам ведь не знает, что ему просто надо жениться на мне. И все!
— Помпон, — цедит он сквозь ярко-белоснежные зубы. На удивление, они — настоящие, так как неровные. — Отправляйся домой. Как я сказал…
— У меня деловое предложение к тебе. Деловое!
Ему явно не нравятся движения моих рук, но ничего! — не все в жизни должно нравиться и происходить по его щучьему велению.
Девушка смотрит на меня с легким любопытством, а коллекционер театрально выдыхает, но прямо в процессе из него прорывается хрип, и он будто от него отряхивается.
— Мне нужно одолжение, чисто формальность. Ерунда! Мне нужен кто-то, у кого есть вид на жительство во Франции. Или нет, подождите, нужно, чтобы у него точно имелось гражданство. Потому что вид на жительство понадобится мне. Моему дедушке нужен врач.
— У тебя была минута, — улыбается невесело Везувий, — и прозвучало ровно ноль деловых предложений. Выход — вон там.
Ничего себе, как у него зубы скрипят. Крепкие! А я ведь всего лишь шаг сделала, не давая Родину уйти.