— У меня есть идея получше, — так же тихо сказала я, резким движением хватая медальон за цепочку. Он заметался в моей руке, но я держала крепко.

— Что ты делаешь?! — взвизгнула Хильда.

— Что считаю нужным.

— Глупая девчонка, вечная тьма тебя побе…

Я захлопнула крышку медальона, прерывая поток оскорблений. Как я поняла, открыть медальон самостоятельно Хильда все равно не сможет, а значит, придется ей помолчать.

Сжав медальон в руке с такой силой, что узоры на его раскалившейся крышке впились в ладонь и, скорее всего, отпечатаются на коже, я тяжело дышала, невидяще глядя в стену, обшитую цветочной тканью.

Разговор с шантажисткой Хильдой всколыхнул в памяти тщательно и глубоко спрятанные воспоминания. Я думала, что на мою долю хватит испытаний, когда меня, семилетнюю девчонку, отдали на воспитание сестре отца. Мои родители трагически погибли, и тетка согласилась взять в семью «выкормыша» — так она меня называла, не упуская возможности лишний раз напомнить, что сделала благое дело.

У тетки подрастали два сына-подростка, и чужая девчонка была им как бельмо на глазу. Они не упускали случая сделать пакость. А если попадались на проказах, всю вину обычно перекладывали на меня. Один из таких случаев был особенно гадким — меня обвинили в воровстве денег, хотя я своими глазами видела, как двоюродные братья вытащили их из кошелька матери.

Тетка, естественно, всегда верила родной крови, а не «выкормышу». Ее методы воспитания были просты — несколько часов без света в темной кладовке заставили бы и святого признаться в чем угодно, чего уж говорить обо мне. Свое детство я вспоминать не любила, приятного в нем было мало.

Когда девять классов остались позади, и мне исполнилось пятнадцать, я, больше не в силах терпеть родственную «любовь», побросала в рюкзак немногочисленные вещи и сбежала в другой город. Там я смогла поступить в колледж, а чтобы не умереть с голоду, нашла подработку в цветочном магазине. Видимо, подсознательно мне хотелось быть ближе к чему-то красивому.

Сначала я мыла полы, но однажды, услышав, как покупательница не может определиться с букетом, а консультант устало вздыхает, подсказала решение. Свидетелем сцены стала хозяйка магазина. Она рассмотрела во мне потенциал и сама обучила азам флористики. Через месяц я уже лихо составляла букеты.

Закончив обучение в колледже, я вернулась в родной город, чтобы продать оставшуюся от родителей комнату в коммуналке. Тетка, узнав об этом, нашла меня и устроила скандал, хотя я исправно каждый месяц отправляла ей сообщения о том, что жива, но ни разу не получила ответа.

Суть ругани сводилась к одному — я должна была отдать деньги от продажи комнаты ей, ведь она столько лет тратилась на меня. Чтобы не ругаться, я отдала тетке половину вырученных средств, и, сопровождаемая проклятиями о неблагодарности, со второй частью денег вернулась в ставший мне родным город и взяла в аренду цветочный островок в торговом центре.

Через несколько лет, в течение которых я работала как проклятая и бралась за любые заказы, связанные с оформлением торжеств, мне удалось открыть свой крохотный магазинчик — помещение, которое когда-то было однокомнатной квартирой на первом этаже старой многоэтажки. До выплаты кредита оставался всего один взнос, и магазинчик официально стал бы моим. А теперь у меня отняли все это…

Я крепко сжала кулаки, не обращая внимания на боль там, где медальон жег кожу. Хотя он, кажется, уже начал остывать.

Я не позволю обстоятельствам, какими бы они не были фантастическими, сломить себя. Моя родная мама — я смутно помнила ее образ — любила древнегреческую мифологию, она часто читала мне на ночь мифы вместо сказок. Она и имя мне дала в честь одной из нимф, полагая, что моя жизнь будет напоминать сказку. Я же не считала себя нимфой. Отнюдь.