Евдокия неодобрительно покачала головой и перевела взгляд на Фёдора:

– В общем, если приводить к сухому остатку, то у нас два обвинения. Михаил обвиняет Семенова в похищении дочери, а купец наш быстро сориентировался и сочиняет сказку о том, что Маришка сбежала из отчего дома и сама к нему пришла, а потом, пользуясь его душевным расположением, обманула и, украв ожерелье, попыталась бежать.

– Какое ожерелье? – спросила Анна, подняв голову от своего блокнота.

– Жемчужное, что ей купец подарил. На шее у нее было.

– Это плохо. Для полиции это улика, – покачала головой Анна.

– Да, но Максим Николаевич – хороший следователь. Он же перед тем, как в участок всех отвести, поговорил с домочадцами нашего купца. А самого его заставил на улице обождать. И, судя по всему, их слова несколько отличаются от того, что сам Семенов утверждает.

– Значит, дело верное будет! – обрадовался Михаил.

– Нет, баро. Я более чем уверена, что сейчас Семенов уже сидит с адвокатом. А на суде, если дойдет, его слуги и приживалки совсем другие сказки рассказывать начнут. Кстати, и вам адвокат потребуется. Могу порекомендовать хорошего. В итоге будет у нас ситуация, когда слово одного против слова другого.

– Слово цыганское всегда крепкое! – воскликнул барон.

– Не все так считают, – парировала Евдокия. – И сдается мне, что ваши адвокаты смогут договориться.

– О чем?

– О взаимном снятии обвинений. Ожерелье вернете – и не будете обвинять Семенова в похищении. По факту же Маришка сама пришла, сама ушла, и никакого насилия над ней не было. А магию к делу не подошьешь.

– Что?! – взревел Михаил. – Он у меня дочь похитил, а вы говорите так, что я его еще и простить должен?!

– О прощении я не говорила. – Евдокия успокаивающе подняла руку. – Давайте вспомним, с чем вы к нам пришли и что мы сделали. Дочь вашу я нашла, одержимость с нее Фёдор снял. Маришка сейчас с вами. Наша работа сделана. Вы что хотите, чтобы я теперь в судебные дела еще вмешивалась или в магические войны? Нет. Наказаниями обидчиков и прочей черной магией я не занимаюсь.

– Я справедливости хочу!

– Я вас понимаю и всем сердцем сочувствую, – тихо сказала Евдокия. – Только справедливость бывает разной. Есть та, что ведет к миру, и она в руках Бога. А есть другая – та, что приносит только новую боль. Ты сейчас кипишь, баро. Но подумай: ты хочешь мести или чтобы дочка твоя была счастлива, без шлейфа скандалов и тени прошлого?

Михаил шумно выдохнул и опустился обратно на стул. Его руки дрожали, пальцы сжались в кулаки, но он ничего не сказал.

Фёдор посмотрел на него и спросил:

– Сколько лет Маришке? Я, признаться, думал, она старше.

– Восемнадцать, – буркнул барон.

Фёдор неодобрительно дернул головой:

– Завтра я проведу диагностику. Надо убедиться, что на ней не осталось следа порчи. С этой целью… я бы к вам напросился в гости.

– Буду рад видеть, – кивнул Михаил, выпрямляясь.

Фёдор перевел взгляд на бабушку:

– У Бога нет других рук, кроме наших. Можно же привлечь внимание Высших к тому, что произошло. Ты ведь сама учила, как это делается. Я хочу попробовать помочь.

– Осторожней, Федя, – мягко сказала Евдокия. – В праведном гневе легко черту перейти. И стать таким же, как те, кого ты хочешь обличить.

– Я знаю, – тихо сказал он.

Чай остывал в чашках, самовар мирно посапывал в наступившей тишине. Анна листала блокнот, Михаил глядел в одну точку, будто все еще борясь с самим собой.

Евдокия поставила чашку, пригладила платок у виска и перевела разговор на другую тему:

– Ну а вы, – посмотрела она на внука, – чем вчера еще успели отличиться?