Развернувшись на пятках, она с высоко поднятой головой шагает прочь. Грязная, уставшая, злая, брошенная, но гордая.

— Не запнись!

Так и стою, слушая шум воды. Потерев переносицу, перекрываю ее и суюсь в холодильник. Жратва есть. Можно дня три тут протянуть. А вот бухла нет от слова совсем. Вообще нечем оттянуться.

Хотя…

Сдернув с себя майку, отшвыриваю ее в сторону, снимаю наручные часы и, расстегивая брючный ремень, иду по следам Пинкодика. По пути оставляю кроссы, джинсы, носки. У самого входа в просторную душевую, прилегающую к сауне, бросаю трусы.

Пока моя подружка ищет для себя полотенце и свежее бельишко в комнате на втором этаже, я уже встаю под тугие струи теплой воды и со стоном выдыхаю. Чувствую себя звенящей струной, которую медленно отпускает. Ощущение, что энергия плавно распределяется по всему телу, как жидкость у астронавтов в невесомости. Сначала голова кажется тяжелой, а спустя минуту от кайфа перед глазами плывет.

— Барс, ты вообще опупел?! — доносится из-за двери.

Посмеиваясь, переключаю внимание на угловую трехъярусную полку, забитую бутыльками с шампунем, кондиционером и масками для волос, гелем для душа, жидкими мылами, пеной для ванн (зачем только она здесь?), детским средством для купания, шампунем, от которого не щиплет глазки, скрабом для тела, скрабом для лица, лосьоном, маслами, кремами…

Почесав в затылке, отвечаю:

— Пс-с-с… Пинкодик? Ты еще здесь?

— Разумеется! — цокает она своим острым язычком. — Жду, когда ты свою задницу прополощешь!

— Помоги мне выбрать, чем ее прополоскать, чтобы не облезла.

Дверь смело распахивается, и я, тонко завизжав, прикрываю грудь и пах руками, как блондинка в дешевом кино. Пинкодик подпрыгивает от неожиданности и, стиснув зубы, хлещет меня полотенцем по плечу.

— Идиот!

Заржав, делаю шаг в сторону и ладонью опираюсь о холодную стенку.

— Стеснительный нашелся, — ворчит моя соседка, глазами пробежав по полкам. — Вон тот зеленый флакон — мужской гель для душа. А шампунь… Можешь взять тот, что наверху. Он от перхоти с ментолом. Или в черном маленьком флаконе. Мумие. Полезно.

— У меня нет перхоти.

— Будет! — отвечает она так, будто в этих нескольких звуках зашифровано древнее проклятие.

Не девчонка, а дурман. Почище сигарет и пива. Предел ее мозгоклюйства не имеет границ, как тот же спирт меру в градусах.

Схватив ее за локоть, затаскиваю в кабину — прямо под бьющий сверху поток.

На секунду она теряется. Я слишком близко. Ворую ее рваное от волнения дыхание. Упиваюсь встрепенувшейся в больших зеленых глазищах паникой. Разомкнув губки, прикрывается от меня полотенцем, словно боевым щитом, и тягуче опускает взгляд на мою грудь.

— Я не одна из твоих вешалок, Барс, — произносит едва слышно.

— Ты его на полном серьезе любишь? — спрашиваю требовательно, наблюдая, как вода смывает с ее милого личика грязь. Обнажает светящиеся свежестью розовые щечки, аккуратный носик, мелкую темную родинку над пухлыми губками.

Она не спешит с ответом. И в глаза мне не смотрит.

— Помнишь наше с ним первое свидание? Это не он меня пригласил, а я его. — Опять поднимает лицо и с вызовом глядит на меня. — Как думаешь, нравится ли он мне?

— Допустим, нравится. Даже после того, как кинул тебя сегодня с твоими проблемами. — Наступаю на нее, заставив спиной прижаться к стене. Руками отрезаю пути бокового отступления. — Влюбишь ты его в себя. А дальше что? Будешь поддерживать ваши отношения на плаву за счет «он мне нравится»?

— Это лучше, чем сидеть на пороховой бочке с парнем, который сам не знает, чего хочет от жизни.