Олеся смутилась ещё больше, опустила взгляд, но стопы из моих рук вырывать не стала.

– Помню.

– А помнишь, что ты сказала при этом?

– Да ерунда там какая-нибудь детская была… – неуверенно произнесла она, но так как её щёки покраснели, я сделал вывод, что и слова она тоже прекрасно помнит.

– Ты сказала, что надеваешь на меня венец безбрачия, чтобы вырасти и самой, цитирую, «выйти замуж за любимого дядю Даню».

– Да это просто мама говорила, что её подруги не выходят замуж, потому что на них венец безбрачия… Сколько мне тогда было лет? Восемь? Десять?

– Двенадцать.

***

Олеся

Я замерла, глядя в его глаза, и ощутила, как всё вокруг вдруг перестало существовать. Только этот взгляд – глубокий, изучающий, будто он пытался понять, что у меня на душе. Сердце билось так часто, что мне казалось, оно заглушает даже старинные тикающие часы с кукушкой у серванта. Неужели Даниил не понимает, как на меня действует? Что это согревание стоп… неуместно как-то! И этот неожиданный поворот в разговоре, его голос, пропитанный чем-то, что я не могла уловить, его близость и мужской аромат – всё это сбивало с толку.

Двенадцать лет.

Я действительно сказала это? Господи, какая глупость.

– Я… я точно не помню, – пробормотала я, хотя, конечно, помнила тот день очень хорошо. И тёплый смех Даниила, и отцовское возмущение «Леся, брысь отсюда, лучше делом займись, салат постругай», и то, что Даниил всё-таки надел на себя венок со словами: «Ну если даже твоя дочь считает, что у меня нет шансов жениться в ближайшие годы, то похожу в венке».

Я невольно облизнула пересохшие губы и, кажется, ещё сильнее покраснела. Даниил всё ещё держал меня за лодыжку, чуть касаясь пальцами, и этот контакт сводил с ума. Я чувствовала, что не могу дышать, что всё это… неправильно.

Он же видит во мне ребёнка? Видит. И наверняка смеётся про себя, вспоминая мои глупости.

Его глаза лучились смехом, заботой и чем-то, что у меня не получалось распознать. Снисходительность? Да нет, не похоже…

В этот момент дверь на лоджию резко открылась.

– Я принёс чашку. Лесь, просил же на верхние полки не ставить посуду… – Голос отца мгновенно смолк.

Он смотрел, сузив глаза. В этом взгляде было что-то, от чего захотелось провалиться под землю. Я быстро отдёрнула ноги с колен Даниила и поднялась с дивана.

– Да, пап, прости, я забыла, – забрала чашку и поспешно поставила её на стол. Пол всё ещё жёг ноги холодом, и я дала себе слово, что надену тапочки, как только найду их.

Даниил же, напротив, поднялся очень медленно, демонстративно поправил рукава водолазки, а затем посмотрел на роскошные часы и внезапно покачал головой.

– Чёрт, совсем забыл! Димон, прости, пожалуйста, но завтракать я не останусь. Я прилетел сюда не просто так, у меня дела есть.

– У тебя всегда работа была на первом плане, – отец сухо кивнул, а Даниил улыбнулся.

– Ну, кому-то говорят, везёт с карьерой, кому-то с семьей. Я пойду… ах да, – Он обвел взглядом лоджию, ненадолго задержавшись взглядом на костылях. – Дим, не пойми превратно, но Леся сказала, что ты пережил множество операций…

– Да, и что? – отец с вызовом выпрямился, задирая подбородок.

– Я хотел предложить тебе денег. Ты ведь мне всегда был как брат. Хочешь подарю, хочешь в рассрочку. Я даже представить себе не могу, каково это оказаться в одночасье без заработка. Ты раньше ведь работал тренером…

Я затаила дыхание, с изумлением обернувшись на Даниила. Деньги нам были нужны, ох как нужны! Один долг за последний папин имплант составлял ещё более трёхсот тысяч рублей, а впереди ещё одна операция… На миг я представила, что этот мужчина закроет все наши проблемы, и вместо ночного клуба я смогу устроиться на нормальную работу в ИТ компанию…