Я шипела и отдергивала руку, а во взгляде барона появлялось что-то жадное и тоскливое, пугавшее и манящее. Кажется, он все больше жалел о своем неосмотрительном обещании. Будь у этого спектакля зрители, я могла бы открыть тотализатор как скоро тюремщику надоест играть в благородство.
Штольдер появлялся в моей камере регулярно, дважды в день - утром и вечером. Вместе с приемами пищи, чтобы у меня не было повода избежать этих посиделок или общения с ним. Садился рядом на диванчик, заводил разговор о чем-то незначительном. Я топорщила иголки, отвечала колкостями и насмешками, а внутренне умирала от страха и омерзения, наблюдая как его взгляд наполняется тягучей нежностью, еле сдержанным вожделением. Таким острым и пугающим, что хоть кричи.
Браслет теплел и тяжелел на руке, рождая в теле странное томление. И снова включался еле слышный навязчивый шепот, где-то у края уха. Скучный голос бубнил и бубнил: “...а что такого, красивый же мужик, все при нем, и не старый еще, и умница редкий, ну и что, что силой привязал, главное любить будет, заботиться, на руках носить, с регентом поможет разобраться, вся служба безопасности у него с рук ест, а тебе еще власть отбирать, смотри как правильно себя ведет: не лезет, раз обещал, мог бы поцеловать, приятно будет, сама убедишься…”
Час за часом, день за днем - нескончаемый нудный бубнеж. Он то утихал, когда Штольдера не было рядом, то возобновлялся с новой силой. И как я ни старалась, противится ему было труднее с каждым часом.
Однажды, чтобы избежать общения с бароном я попробовала сказаться больной. Лучше бы не пыталась. Штольдер не ушел, он подсел на край кровати, нежно провел рукой по волосам и промурлыкал:
- М-м-м… девочка моя, ты действительно выглядишь усталой. Так плохо себя чувствуешь? Похоже, тебе нужен уход, - прохладная ладонь опустилась на лоб, даруя ощущение блаженства и покоя. Я прикрыла глаза и невольно потянулась за ней. И тут же шарахнулась, осознав, что делаю.
Распахнула ресницы, чтобы поймать его взгляд. Больнее всего было прочесть в нем понимание и… сочувствие?
- Это потому что сопротивляешься, Айрис. Отдаю должное твоей силе воли, она действительно впечатляет. Но пойми: сейчас ты делаешь хуже только себе, - тяжелая рука опустилась на плечо и тело словно прошил разряд молнии.
- Убери лапы, - процедила я сквозь зубы. - Ты обещал!
- Обещал, да, - он вздохнул и посмотрел на меня так, словно мечтал сожрать. - О чем только думал, идиот… - и вдруг склонился и зашептал: лихорадочно, жадно, как безумный. - Девочка моя, ну хватит! Не упрямься, просто позволь тебя обнять. Зачем ты мучаешь нас обоих? Клянусь, тебе сразу станет легче…
Я шарахнулась, слетела с кровати на пол, больно стукнувшись локтем о столбик. Штольдер зажмурился и скрипнул зубами.
- Ох… до чего забористая штука эта любовная магия, - простонал он. - Сам себя не узнаю.
- Жалеешь? - тихо спросила я, чувствуя невыразимую смесь ужаса, отвращения и сочувствия к этому безумцу.
Он действительно не ведал, что делает, когда сковывал себя и меня.
- Не знаю, - когда он открыл глаза, в них уже не было голодного вурдалачьего блеска. - Прости, я пойду.
И выскочил резко, словно боялся остаться со мной лишний миг наедине.
Меня этот случай тоже напугал, и изображать больную я больше не решалась. Пусть будут совместные завтраки и ужины, разговоры. Что угодно, лишь бы не сводящие с ума прикосновения. С ними я просто не выдержу. Уступлю навязчивому, ломающему разум и волю шепоту.
Тяжесть оков на руке я ощущала постоянно, даже во сне. Всегда неестественно теплый браслет казался мне живым существом. Я ненавидела его, как ненавидят что-то живое, и браслет, словно чувствуя, мою ненависть платил тем же. По крайней мере, именно левую руку я постоянно ушибала, травмировала и царапала. Хотя казалось бы: ну обо что можно поцарапаться в маленькой камере?