– Следи за Викаром, – велю я и, положив ладонь на рукоять, выхожу на перекрёсток.

Лунный свет мерцает на светлых волосах девушки. Она смотрит через плечо на преследователя. Я узнаю обоих и от неожиданности ничего не делаю. Так и не глянув вперёд, Мун врезается в меня со всего маху. Я сгребаю её в охапку, не давая упасть.

Ильфусс – или как его там – резко тормозит и чуть не падает. Сипло дыша, опирается на колени и волком смотрит на меня:

– Она моя, отдай.

– Уже моя. – Надменно смотрю на него сверху вниз.

Часто вздымающаяся грудь Мун давит на запястье и ладонь. Девушка хрипит и дрожит, но уже пытается вырваться.

– Она моя собственность, – шипит Ильфусс, его рука подрагивает, будто он с трудом сдерживается, чтобы не схватиться за висящий на поясе нож.

Чувствую, как сзади выступает Фероуз. Злобно зыркнув на него, Ильфусс пятится. Оказавшись на расстоянии шагов в двадцать, вопит:

– Отпусти её! Иначе расскажу страже! Вас будут искать за кражу собственности! – он аж подпрыгивает. – Я вас запомнил!

– Да пожалуйста, – смеюсь я и, крепче притискивая Мун, разворачиваюсь.

Щурясь, Фероуз слегка поводит рукой. За моей спиной что-то металлическое падает на мостовую. Понимаю: тот идиот нож метнул. Отчаянный малый. Смотрю на вырывающуюся Мун: не повезло девчонке заполучить такого беспокойного поклонника.

– Уймись, – тяну её под прикрытие домов, хотя Ильфусс улепётывает прочь, его шаги стихают. – Я не причиню вреда.

– Отпустите, – всхлипывает она. – Пожалуйста. Я отдам всё, что у меня есть.

Фероуз поднимает взгляд от её кожаного ошейника долговой рабыни на моё лицо, и мы усмехаемся друг другу.

– Ничего твоего мне не надо, – я ставлю её посередине улицы, подальше от домов, которые Викар при сильном желании может пошатнуть. – Только не убегай, тут одной опасно.

Отпускаю. Мун смотрит исподлобья, её глаза кажутся тёмными. Щёки блестят, но она не рыдает, лишь пару раз судорожно всхлипывает. Недоверчиво нас оглядывает, явно ища возможность убежать. Мы выглядим наёмниками и сущими демонами. С её раскрасневшегося лица сходит кровь. Похоже, поняла, что от нас не сбежать при всём желании. Наверняка в её очаровательной головушке проносятся пошлейшие сцены с участием меня, её и Фероуза, мысль об этом обдаёт жаром: я не прочь с ней повеселиться, не будь она так этим напугана.

– Ты чего ночью в старом городе забыла, девочка? – Я не подхожу, чтобы не пугать её ещё больше. – Что тебе здесь надо?

– У-убегала, – она вытирает слёзы, смотрит исподлобья.

Сейчас она ростом едва дотягивается до моего солнечного сплетения.

– Не через весь город же ты от него бежала, – замечаю я, вспоминая расположение дома Октазии. – Вас бы стражники раньше остановили. Что ты делала в этом районе? Ты разве не знала, что старый город посещать запрещено?

– Но вы-то здесь… – лепечет она и шагает назад.

– Не смей убегать!

Вздрогнув, она застывает, только кончики пальцев дрожат, и на щёку вновь вытекает слеза.

– Господин, – мягко, насколько позволяет бас, напоминает Фероуз, куропатки отзываются резким «Чирр». – Луна на исходе.

Поднимаю голову к небу: пора бы двигаться дальше, иначе не успею закончить ритуал до утра. Мун бросается прочь, но я в три прыжка настигаю её, хватаю за плечо и проворачиваю:

– Ты с ума сошла? Мало тебе неприятностей?

Мертвенно-бледная, она дрожит в моей лапище.

– Прости, – я разжимаю исполинские пальцы, и она, закусив губу, сжимает плечо. – Мы не причиним тебе вреда. Что ты тут делаешь? – Никогда не понимал женщин: надо совсем не иметь ума, чтобы выйти из дома, когда только что выгнанный из-за тебя человек может быть рядом. – Хозяйка послала?