Выслушав слово отца Арсения, Соня снова постояла у Тихвинской, но на сей раз не плакала. Устала очень, а ведь служба недолгая была.

Только вот гусли уже не играют, хоть и причастница.

Святки в разгаре, а перед Соней возникла местная библиотекарша и писательница Ангелина Кречетова, на вид замечательная. Невысокого роста, кругленькая, но не полная. С приятно властным личиком, окруженным весенними кудельками. В замшевой тужурке, отороченной ламою. Осанистая, с повелительным взором глазок цвета ореха-лещины. Соня Ангелину немного знает и даже побаивается. Громкая она, голос у нее грачиный, как у строгой учительницы. Как Соня от самой Ангелины слышала (в паломничестве в одном автобусе оказались), та, будучи тридцати семи лет от роду (старше Сошки, но выглядит моложаво), собралась вдруг выходить замуж и ребенка рожать. Только вот жениха не было.

Сретение Господне. Икона. Начало XIX в.

Ангелина встала прямо перед Соней, в притворе храма, и изрекла, сделав витиеватый и вместе с тем робкий, какой-то буратинистый, жест ручками.

– Ты, Софья, чего – ничего в приходскую газету не написала?

Соня даже вздрогнула. Она не смогла вспомнить, когда и о чем Ангелина просила написать.

– У меня голова болит… – невпопад ответила Сошка.

– Юмористка ты! – с сердцем сказала Ангелина и стушевалась прочь.

«Бунтует, – подумала тогда Сошка. – Климакс у нее начинается, ей срочно рожать надо, а то с ума сойдет. Помолиться, чтобы у нее сыночек родился, что ли?» Затем спохватилась, даже краской залилась. Всплеснула руками, и быстро-быстро щеки закрыла. «Ах, у нее же мужа нет! Хотя какой там муж, в сорок-то лет…»

Соня к семейной жизни никак не относилась. Она и при маме-то не отдыхала толком, а тут муж и дети. Как только Соне вспоминалась семейная жизнь, перед глазами мгновенно возникали – Вероника Феликсовна, Вика Маратовна и Маргарита Леонтьевна. Вне очереди.

На следующий день пришлось воскресенье. Ангелина снова возникла перед Сошкой, но уже мирная. Оглядела нарядную Соню с ног до головы, так, вскользь, в рамках приличия. И заявила, довольно мягко, однако с прежней повелительностью:

– Ты вот что, Софья… Приглашаю тебя на венчание. Мы с Олегом Романовым, ну, сыном Вики Маратовны. И еще Ирочка Романова, с алтарником Антоном Темкиным. И еще Лариса Серегина, дочка Вероники Феликсовны с регентом Андрюшей венчается. В среду, перед Сретением. Приходи. И заметку напиши, обязательно.

Христос с апостолами Петром и Павлом. Фото Р. Седмаковой.

– Вот мы все так прощаем, – подумала Сошка. – Надо по-другому. Любить надо

Венчание – хорошо; Соня даже обрадовалась. Вот так частичка священной радости поселится и в Сошкино сердце, только про то никто, никогда и ни при каких условиях не узнает. А обложка – на то и обложка. У Сошки она уже отслаивается, как переводная картинка в теплой воде. Заметку Соня напишет, хоть в стенгазету.

Олежеку Романову – двадцать три года, Ангелине же – полных тридцать восемь.

Было время, когда Олежек работал под началом Ангелины в приходской газете, журналенком. И был момент, когда номер вышел и деньги в качестве гонорара выписали. Олежек, не того слова, все деньги взял и… уехал поступать в Свято-Тихоновский. Теперь вот скоро заканчивает. Ангелина тогда очень огорчилась. И Сошке, как человеку далекому от внутренних кругов Алексеевского подворья, пожаловалась:

– Мужчины всегда были моими друзьями… Помогали. А тут…

И протянула как-то заученно, по-детски грустно:

– Но я проща-а-аю.

«Вот мы все так прощаем, – подумала Сошка. – Надо по-другому. Любить надо».