Цветные блески лампад в потемневшем от времени паникадиле расположились картой звездного неба. Узорное золото Царских врат мерцает, как первые солнечные лучи. Контраст внешних обликов молящихся осознавался как контраст своего внутреннего мира. Служба казалась совершенной. Стеша тихонько поклонилась и вышла. Такой день бывает лишь раз в году.

В поезде на обратном пути Стеша почувствовала озноб. Дневного перепада настроения не последовало. Значит, обычная простуда. Все-таки просквозило. Стеша, вздохнув, принялась разглядывать пассажиров.

В вагон заходили стайкой: монах, две монахини, молодой господин приятного вида и она. Веяние божественной службы продолжалось, и Стеше хотелось удержать его. Взялась тихонько читать молитвы на сон грядущим.

К концу молитв внимание само по себе переключилось на разговор, который кипел у нее за спиной. Говорили монах и молодой господин. Оказалось: приятели по семинарии. Молодой господин словно спешил выложить все из сердца своему приятелю.

На остановке «Семхоз» монах вышел. Молодой господин, видимо, разбередив душу воспоминаниями, сел, уронив голову на руки. И тут:

– Не скажете, который час?

Напротив господина оказался мальчонка, будто дремавший на сидении в конце вагона. С уходом монаха перебрался к господину под крыло.

– Скажу. А ты кто?

– Послушник Стефан!

Стеша насторожилась: это не по ее ли душу: Стефан?

– Подслушник ты, а не послушник!

Оказалось, действительно послушник. Бедного монастыря, связанного с Лаврой хозяйственными узами и не так далеко от нее расположенного.

Ехал Стефан с похорон последней своей бабушки.

Из разговора Стеша поняла, что молодой господин – священник.

Мальчонка уловил чутким ухом, кто его сосед, и вот пришел, так сказать, под благословение. Почувствовал своих. Мать у Стефана тяжело пила и сыном не занималась. Стефан, хоть и домашний беспризорник, маму любил. Делал все, что мог – единственный мужчина в семье. Однако любил бродить по свету. Знали Стефана всюду и все. Лаврские Владыки, афонские монахи, живущие на подворье в Москве, настоятели храмов, монахини в Дивеево – со всеми общий язык нашел. Жил Стефан на окраине, в Бутово. Года не прошло, а у него умерли несколько родственников. Пятнадцатилетний Стефан оказался наследником квартиры и двух загородных домов «на стране далече» – в другой республике. Оформление документов занимало массу времени, и Стефан, который еще умудрялся как-то исполнять обязанности пономаря, школу совсем забросил.

– Как же вы быстро теперь взрослеете, мальчишки! – сокрушался отец Антоний. – Оттого, думаю, что вокруг так много стало грязи.

Алексий, человек Божий. Православная икона

Стеша, наконец, не выдержала и подсела к говорящим. Отец Антоний метнул строгий взор и предупредительно сказал:

– Чего вам, матушка?

– Да не матушка я! – сказала Стеша. – Я прихожанка такого-то храма. Отца Игнатия знаете, наверно?

Отец Антоний вспыхнул:

– Он у нас лекции читал! Мы думали, глупости говорит. О некоторых ошибках. Потом оказалось – все, что говорил, верно.

Стефан не отводил глаз и слушал, боясь пропустить даже слово. Видимо, тоже любил неофициальную обстановку. В своем кругу.

В Мытищах отцу Антонию выходить. Стеша, чувствуя какое-то особенное веление, все думала, что же подарить ему. В сумке – только бумажные иконки. Хранимые в документе, как некое свидетельство. Божия Матерь «Взыскание Погибших» и Алексий, Человек Божий. Поначалу хотела подарить «Взыскание», но не смогла. Образ для нее связан был с отцом Игнатием. Казалось бы, подарила образ Алексия, Человека Божия из меркантильных соображений: в храме частенько раздавали такие же. Но отец Антоний вздрогнул, увидев образ: при храме, где он служил, окормлялись беспризорники, вроде Стефана. Святой Алексий, Человек Божий, покровительствует беспризорным и нищим.