И тут со Стешей произошло удивительное – словно бы и не произошло. Ей почудились колокольный звон, вонзающиеся в небо хоругви и особенно одна – темно-зеленая, с вышитым образом Алексия, Человека Божия. Та же, что в храме. Стеша увидела Великую Субботу, пасхальную ночь. Великая Суббота приходилась в этом году как раз на тридцатое марта. Но вот в какую дальнюю страну собрался неприкаянный тезка Стефан?

Стеша не могла понять, чем девушка в голубом привлекает ее внимание. Не слишком высокая, темноволосая, смуглая, с крупными, слегка прищуренными светлыми глазами. Довольно плотная, круглая, но стройная. В движениях заметна была порывистость. Стеша, длинная, хрупкая, русалочьего вида, даже завидовала ей – по-хорошему, благожелательной завистью. Как-то услышала, что зовут девушку Елизавета. Вета. И что она недавно вышла замуж.

Ирина Георгиевна кушала долго. Крупный, раскрытой черной сливой рот мерно волновался, приводя в движение плотные, чуть набухшие черты лица. Однако в небольших, хорошо вырезанных, глазах всегда мерцало настороженное чувство. О таких говорят: зоркие. Чай Ирина Георгиевна могла пить часа два. В канун больших церковных празднеств совсем ничего не ела, выходила только к богослужению и даже по дому ничем не занималась. Даже забывала ноги помыть. Сказалось долговременное пребывание в разные годы по разным обителям. Ирина Георгиевна вполне довольна была уделом домохозяйки: платили неплохо. Внешность у Ирины Георгиевны впечатляющая. Полная, с легкой, как у самолета на посадке, походкой. Ни одной морщины на седьмом десятке лет. Голос громкий, властный, приятный – сколько-то лет на клиросе пела.

Н. К. Зацепин. Монастырки на клиросе. 1852

Вета выросла здоровой и упрямой. Выучилась, добыла работу. Теперь одевалась и ела на свои деньги, иногда что-то подбрасывая матери.

Однажды Вета за ужином объявила, что хочет познакомить маму с Михаилом, женихом. Для благословения.

Воздвижение креста. Православная икона.

День был праздничный – Крестовоздвижение

Ирина Георгиевна сухо ответствовала:

– У нас, у всех, в роду – несчастливые супружества. Так что имей в виду. Это дело – Богом запрещено! По крайней мере, нам. Я как страшный сон вспоминаю свое. Мы шли в загс по разным сторонам улицы. Эта жизнь вызывала во мне отвращение.

Однако лицо матери вдруг молодо побелело, а глаза метнули зоркие молнии.

– Так как же быть? – удивилась Вета.

– Только молитвенники! – воскликнула Ирина Георгиевна и поспешила прочь от разговора, махнув широкой юбкой.

Мишу Вета все же пригласила домой. К себе в гости. Ирина Георгиевна Мишу знала. После – что Бог даст.

Накануне оба: Миша и Вета – пошептались с отцом Игнатием. Тот сказал:

– Попробуем маму уговорить. Помолимся.

Вета решила приготовить изысканный салат. Мужчин в доме не было, ножи точила Вета. Наиболее тяжелую работу по дому делала Ирина Георгиевна, а вот затачивание ножей считала делом несерьезным. Вета достала новенький брусок и принялась водить лезвием, как научил ее сотрудник, Анатолий Васильевич.

Вета водила лезвием по бруску. От каждого движения раздавался скрежет, напоминающий тоскливые мысли. Сталь затрепетала, как подцепленная на крючок рыбина. Раздался предупреждающий графитовый запах.

Тут загремел дверной замок: Ирина Георгиевна со службы вернулась. День был праздничный. Крестовоздвижение.

– Ты что делаешь? – спросила мама не сильно строго, для воспитания.

– Нож точу! – не смущаясь, ответила Вета.

Ирина Георгиевна зашумела широким носом.

– Я вспоминаю себя: как возьмусь что делать в праздник, так все руки изрежу. Поделом! Соблюдай праздники.