О чём думала, когда покатила со взрослыми мужиками на ночь глядя? Ещё и грубила, пока не напросилась, пока не вывела из себя. Язык бы тебе укоротить. Недотрога. На фиг ты нужна... Берегла бы до пенсии свою девственность.

Закипая и распаляясь от звуков собственного голоса, соскочил со стула. Схватив Юлю за одежду на груди, подтянул вплотную. Упёрся лоб в лоб, буровя испепеляющим взглядом, погружая в чёрную пучину ненавидящих зрачков.
Скрипнул зубами, скривился. С отвращением толкнул от себя так, что, не удержавшись, она взмахнула руками и плюхнулась обратно на диван.
С силой пнув табурет, резко вышел из комнаты.
Рявкнул:
– Не сиди, не хлопай пустыми глазищами! Наведи порядок в доме, женщина!

«И… всё? Ничего не изменилось. Не отпустил? Ор-р-рё-т! Толкнул так, что чуть не упала. Идиот. Придурок! Зверь. Тупые обвинения. Всю вину сваливает на меня», – сдерживая злые слёзы, с досадой она тоже лягнула пострадавшую табуретку.
Сгребла посуду с недоеденным завтраком, шмякнула в раковину. Принялась яростно натирать тарелки.

Бессмысленно спорить с глухой силой. У него очень увесистые аргументы в виде огромного кулака, который убедительно сунул под нос при вчерашнем разговоре с Машей.
Зачем тянул время? Очевидно, что оба бесили и были готовы убить друг друга.
Кому были нужны эти сложности? Когда существовало быстрое и элементарное решение всех нагромождённых проблем: отпустить её. Позволить вернуться домой и жить дальше. Забыть о случившемся.
Боялся? Не верил ей. Конечно, всё дело в этом. Думал, что заявит на него.
Презрительно усмехнулась: «Ещё и трус. Хочет избежать наказания. Трясётся за свою шкуру. Пусть успокоится и не гадит от страха по углам. Гуманоид. Не собираюсь я никуда заявлять. Переживу. Да – гордая! Не хватало только выставлять себя на посмешище. Как убедить, что не хочу предавать огласке всю эту дикую, позорную историю?»
Отсутствие видимого смысла в действиях Георга и перепады его настроения пугали, как ничто другое.


Люди больше всего ненавидят тех, кому сами причинили зло?
Те, кого обидел, служат напоминанием, насколько несправедливым и подлым оказался лично ты. Клеймом для души. Собственная совесть – самый беспристрастный судья? Её невозможно обмануть, от неё нельзя спрятаться.
Другому человеку можно преподнести факты так, будто иного выхода из ситуации не было.
Что, поступи по-другому, это привело бы ещё к худшим последствиям.
Но внутри себя понимаешь, что всё можно было изменить в определённый момент.
Существовало противоположное решение. Умышленно проигнорированное тобой.
И ты этот миг чувствовал, знал, что это и есть граница, за которой всё разделится на «до» и «после». И не непреодолимые обстоятельства вынудили сделать выбор, а лично ты.
И выбор – поступить жестоко, это твой осознанный выбор. Не выбор случая.

Георгий метался, не видя выхода. Боялся ответственности. Жалел себя и... стыдился.
Злился на пленницу. Ненавидел и сочувствовал ей. Кричал, обвинял, но больше оттого, что хотелось выть волком, заткнуть терзания и боль от понимания собственной мерзости.
Оттого, что девушка стала горемычным свидетелем глубины его низости, позорным шрамом на жизни.
Мысленно оправдывался: так сложилось, никак нельзя было по-другому. Он должен был казаться максимально жестоким. Запугать, ошеломить, лишить возможности к сопротивлению.
Потом пройдёт время. Всё образумится, разрешится. Рассосётся… Как-нибудь...

Следующий день прошёл без событий. Георгий куда-то уехал до позднего вечера.