Единственное с чем была согласна: ей тоже стоило сдерживаться. Покачав головой, самокритично вздохнула, признавая вину: «Язык мой – враг мой. Несмотря на горящий в голове сигнал тревоги, срабатывает раньше мозга. Считать до десяти перед каждой фразой?»
Сейчас самым разумным было притвориться, что покорилась. Делать, как он скажет и ждать освобождения. Или сбежать при первом удобном случае.
«Хочу домой! Хочу в свой мир! Пусть всё вернётся… Господи, услышь! Помоги, спаси и сохрани!»


– Садись сюда, – скомандовал Георгий, когда Юля вышла и показал на стул напротив себя.
Села, выпрямила спину, ладошки на коленях. Обуздывая дрожь, строго и смело встретилась с изучающими глазами.
Изо всех сил стараясь не допустить, чтобы зверь торжествовал и самоутверждался, заметив её страх, изображала спокойствие, вежливость. Не канючила, ни унижалась. Пыталась сохранять достоинство.
– Отдохнула, поспала? Согрелась? – участливо поинтересовался Георг, окинув её дружелюбным взглядом.
Утвердительно кивнула.
Он меланхолично подвигал челюстями, перекидывая во рту жвачку. Придвинул тарелку, коротко приказал:
– Ешь.

Юля в раздумье посмотрела на дымящееся угощение. Тушёнка с рисом.
Как-то забылось, что не ела почти сутки. Со вчерашнего вечера. Чувства голода не было.
Мелькнула мысль: «Бастовать? Объявить голодовку?»
Зачем? Хуже будет только ей. Ему, может, даже выгодно, если она начнёт чахнуть от недоедания. Нет, слабеть нельзя. Силы ещё пригодятся. К тому же опасно устраивать противостояние и ухудшать отношения.
Решила: «Он ждёт подчинения – подчиняюсь».
И кушать захотелось… Внезапно. Зверски.
Подёргала носом, принюхиваясь. Запах дразнящий, тёплый. Проникал, заполнял оживившиеся внутренности. Проглотила слюну, исподтишка покосилась на Георгия.
Он сидел отвернувшись вполоборота, опустив ресницы, полностью сосредоточился на информации в телефоне. Хорошо, что не смотрел.
Юля, будто нехотя, положила маленький кусочек в рот. Потом ещё один.
Удивилась, что способна обратить на это внимание, но блюдо было вкусное. С какими-то необычными приправами и умеренно-острым соусом.
Не к месту подумалось: «Его можно подавать с мясными консервами?»
Аппетит разыгрался нешуточно, желудок радостно заурчал.
Стараясь не торопиться, чтобы Георг не заметил, как она едва сдерживалась от желания наброситься и разом проглотить содержимое тарелки, съела всё. Чинно поблагодарила сухим «спасибо», медленно выпила чай.

Тюремщик с полуулыбкой незаметно наблюдал за её действиями. Остался доволен тем, как жадно она поглощала еду. Предложил добавку.
Помявшись, стыдясь неуспокаивающегося голода, съела добавку.

Когда, наконец, она наелась и, слегка опьянев от сытости, осоловело отодвинула тарелку, Георг начал допрос.
– Из Москвы приехала?
Утвердительно кивнула.
– С кем живёшь? С родителями?
– Нет.
– Одна?
– С подругой. Квартиру снимаем.
– С подругой? Вдвоём живёте? Розовые что ли? – насмешливо хмыкнул он.
Юля гневно зыркнула и отрицательно помотала головой:
– Так дешевле оплачивать жильё.
– Никто не помогает? А родители? Твои родители где живут?
– Их нет.
– Детдомовская?
– Нет.
– Где родители? – раздражаясь того, что приходилось вытягивать каждое слово, допытывался тюремщик.
– Нет их… Развелись, когда маленькой была, – подумав, добавила: – Отца не помню. А мама… Мама погибла семь лет назад. Выпала, когда мыла окно. Теперь я одна, – Юля непроизвольно всхлипнула, спазм сжал горло. Фразу договаривала сдавленным шёпотом.
По лицу Георга пробежала непонятная гримаса, он отвёл глаза, откинулся на спинку стула. Задумчиво потёр отросшую щетину.