– Ты совершеннолетняя? – этот вопрос тревожил больше всего.
Девушка была худенькой, выглядела совсем юной, могла, на его беду, оказаться старшеклассницей.
– Да! Конечно! – она удивлённо и немного обиженно взмахнула ресницами. – Мне недавно исполнилось двадцать пять.
Гора упала с плеч Георгия. Вздохнул с облегчением.
«Уф-ф... Замечательно. Совсем взрослая девочка. Обижается, как ребёнок, если сомневаешься в совершеннолетии. Видимо, в детстве часто давали меньше лет, чем было по факту»,– усмехнувшись, отметил для себя.
– Близкие родственники есть?
– Да. Но живут далеко. В другом городе. Бабушка, тётя, сестра двоюродная. Маша.
– Маша? С которой вы вместе в номере жили?
Кивнула.
– Сегодня ты куда собралась? Домой?
Снова кивнула, погрустнела. Навернулись непрошенные слёзы. Утром была уверена, что в это время будет беззаботно пить кофе на своей уютной кухне и из окна любоваться видом вечерней Москвы.
А на самом деле, потрёпанная и униженная сидела в этой глуши, послушно отвечая на вопросы насильника.

– Почему Маша не поехала с тобой? Захотела остаться?
– Она не смогла уехать. Билет покупала с возвратом. Отсюда в их город прямые рейсы летают один раз в неделю.
– А у тебя есть билет?
– Нет. Не купила заранее. В Москву много рейсов, одно место всегда найдётся. Добралась бы.
– Сегодня на чём ты собиралась вернуться?
– Хоть на чём… Как получилось бы. Самолётом, поездом, если не оказалось свободных мест в самолёте. Даже автобусом. Куда бы билеты нашла. Только скорей отсюда! – горячо ответила Юля, на минуту позабыв, что беседует с виновником поспешного бегства.
Он зло рассмеялся:
– Да уж… Сильно я тебя испугал. Увы, теперь скоро не получится. Поспешишь – людей насмешишь. Правильно?

Пленница растерянно взглянула на него. Тихо всхлипнув, насупилась, кивнула.
Снова предательски подступили слёзы. Низко наклонилась, заморгала, чтобы скрыть их.
Запутавшаяся капелька всё-таки сорвалась и упала на сжатые пальцы. Юля торопливо смахнула влагу с кожи.
Георгий резко поднялся, навис над головой. Присев на корточки, сочувственно заглянул в исказившееся лицо, тяжело вздохнул. Накрыл узкую ладошку своей большой ладонью, успокаивающе погладил.
Девушка с отвращением отдёрнула руку, отшатнулась и отвернулась.
Он выпрямился, медленно походил по комнате. Густым басистым голосом, в котором по-особенному прозвучали сострадательные нотки, пророкотал:
– Успокойся, не переживай. Всё нормально будет. Обещаю, никто тебя не обидит. Только не дури, слушайся меня. Я не собираюсь тебя долго удерживать.
А теперь – за дела. Осваивайся, хозяйничай. Надо прибраться, убрать, помыть посуду. Кухня там.

Пленница покорно прошла в указанное место, хмуро осмотрелась.
Кухня оказалась маленькой, но опрятной. Разномастная посуда сгрудилась цветными кучками в самодельных шкафчиках. На окне до подоконника висели вручную вышитые занавески.
В углу ссутулился советский холодильник с пожелтевшей от старости дверцей, сверху донизу, как медалями, облепленный магнитиками.
На специальной тумбе темнела небольшая электрическая плитка. Рядом находилась газовая, присоединённая к привозному баллону.
Основную часть площади занимала дровяная печь. Ярко-красная кастрюлька, заботливо прикрытая полотенцем, сохраняла температуру, пристроившись на краю плиты. Из крана бежала и горячая, и холодная вода.
Было расслабляюще тепло и уютно. Витал запах какой-то ароматной травы, вкусный запах еды.
Всё выглядело умиротворяющим и безопасным.

Глаза зацепились за набор хороших ножей. Больших, средних, маленьких. Кривых, прямых, зубчатых. Острых… Очень острых. Отлично заточенных.