— Распределитесь по трое и выберите себе тело.

Всё прекратилось. Дыхание сменилось жужжанием ламп. Чужие чувства — шепотками.

Я положила руку на ближайший ящик, занимая его. Ко мне никто не подошёл, кому-то пришлось взять в подгруппу четвёртого. К счастью, они и не думали прогонять меня, чтобы отжать место. Ни тут, ни в столовой, ни в аудиториях. Они не хотели входить с новокровкой в открытую конфронтацию. Это было недостойно. И очень выгодно. Мне.

Олеся Ильинична прошлась по рядам, раздала перчатки и медицинские маски.

— Ведро в углу. Обблюёте мне тела, сами на их место ляжете, ясно? — пригрозила она.

— Да что вы, Олеся Ильинична! Не маленькие!

Я надела перчатки, маску, достала учебник по ритуалистике и открыла нужную страницу. Ритуал простого призыва не предполагал реквизита — только знание рун футарка. На них многое завязано. Перт — в данном случае как «открытие» могилы, Ансуз — как общение и оречевление. Для более сложного призыва добавляют Райдо, «контроль», и Отал, «владение». Мерзкое сочетание. Потребительское. Так можно обращаться с чем-то бездушным, неразумным, неживым во всех смыслах этого слова, но никак не с душами умерших.

И всё же методика ритуалистики говорила так. Так — и никак иначе. А небольшой экскурс в историю, во времена, когда ведьм действительно сжигали, показал, что иное отношение к нежити и нечисти было подозрительным и рассматривалось как предательство колдовских (читайте «ковенских») идеалов. Забавно, что со Средневековья взгляды местного общества только регрессировали.

— Открываем гробы.

Скрип петель, заинтересованный гул, местами переходящий в стон и…

— В ведро я сказала! — рявкнула Олеся Ильинична, и сразу четверо кинулись в угол склепа.

Правда, этот склеп больше похож на морг, но официальное название на двери высечено — «склеп №3». Значит, где-то ещё как минимум два есть. Интересно, а там что? Всё точно такое же?

Очень своевременные вопросы. Думать о логичности названия этой аудитории куда приятнее, чем прислушиваться к рвотным позывам дражайших одногруппников, к коим прибавился и пятый участник. И все на одно ведро.

Забавно. Все так сюда рвались, так цинично хмыкали и восторженно горели от происходящего! Куда же делись ухмылочки?

Моё подопытное тело было женщиной. Одутловатый осевший живот, скрытый медицинской робой, говорил о том, что женщина была беременна или только разродилась.

Горечь обожгла язык и нёбо.

— Откуда эти тела? — спросила.

— Из разных мест.

— Разве у них нет родни? Их не хотели нормально похоронить?

— Морена, мы же не варвары! В большинстве своём хозяева этих тел завещали себя науке.

Завещали себя науке. Уверена, что не это они подразумевали под наукой. Тревога, усталость, тоска, страх — такими были чувства душ. Они и не подозревали, что после смерти их ждёт не забвение, не Рай или Ад, а бытие в роли подопытных для нескончаемых студентов.

Сейчас я отчётливо увидела, что сохранный заговор ужасно старый и обновлялся сотню раз. В склепе №3 не было новых «экземпляров».

— Раз-два-три, внутренности собрали и к работе! — приказала Олеся Ильинична. — Процедура вам известна. Приступайте.

Я шагнула к голове женщины. Её белоснежная кожа под холодным светом ламп казалась каменной. Стоило мне подойти так близко, волна чужого испуга окатила всё тело и импульсом прошла вдоль позвоночника.

— Тш-ш-ш, — прошептала на грани слышимости.

Руну следовало вывести на углу грудины, manubrium sterni, — ровно под рукояткой, но не доходя до непосредственно тела грудины. Между angulus sterni и sternum.