Какой-либо системы поиска у него не было. Он не знал, что именно ищет, поэтому внимательно просматривал все журналы, был осторожен с любой выцветшей запиской. Его вела интуиция, но к концу первого дня он понял, что начинает тонуть в ворохе бумаг. Тогда Альберт решил складывать документы по принципу сходности. А ещё он подумал, что нужная ему информация с большой вероятностью должна быть сведена в некую таблицу или список. 

Работа закипела.

Когда вечером вернулись Джулиус и Грант, они застыли на пороге гостиной в немом изумлении. 

Бумаги были везде. Любая свободная поверхность оказалась занята стопками документов. Также, собранные в пластиковые файлы, они висели гирляндой на бечёвке, протянутой через гостиную. Сами файлы обозначались аббревиатурами, понятными только Альберту. Отдельные документы – точнее, их ксерокопии – были просто приклеены полосками скотча к кухонным шкафами. Эти листы испещряли маркерные пометки. 

Альберт при виде шефов подхватил куртку, пробормотал: “Доброго вечера! ” и выскользнул на улицу.

– Ну и где мы будем смотреть телевизор ? – недовольно поинтересовался Грант, прижимая к себе одетое в попонку дрожащее белое существо, которое никто не назвал бы собакой.

Первый список классов, пятилетней давности, Альберт нашёл через день. После этого он уже знал, что ищет: типовую форму с гербом школы и штампом Святой Анны. Имена. Сотни имен. Статус. Напротив большинства из них стояло слово “Выпуск”. Возле некоторых – “Побег”. Напротив двух имён это слово было зачеркнуто и поверх дописано от руки “Возврат и выпуск”. Альберт вспомнил рассказы Теннанта и подумал, что с годами условия действительно могли измениться в лучшую сторону. В конечном итоге, любая жесткая система не может существовать десятилетиями, не вызвав возмущения общества. Да, к аппийцам предубеждённо относились в деревнях и небольших городах далеко на севере, но взять хотя бы его, Альберта Лаккару – ему же удалось закончить престижный северный университет и найти хорошую работу в столице. На обидные замечания Джулиуса (который, справедливости ради, в равной степени цеплялся и к северянину Роджеру) он научился не обращать внимания – в их деле надо иметь толстую шкуру. Окружающие же всегда были вежливы. Нет, времена изменились. Сейчас его больше всего интересовала судьба одного человека, и он не собирался винить новое поколение за преступления предыдущего.

Иллюзии – они как ёлочные игрушки. Толку  от них никакого: на очень короткий миг они дают ощущение некой красивости. Стабильности. Мирного, мать его, неба над головой. А бьются легко. 

Хрупче елочной игрушки только человеческое сердце.

Теперь, когда он знал, что искал, работа пошла быстрее. Журналы успеваемости, отчёты, докладные записки – всё это без сожалений отбрасывалось в сторону; Альберт искал бланки с именами. И находил их: за прошлый год, три года назад, семь, десять. С каждым поднятым пластом документации он, как археолог, открывал новые истории. 

Дом Джулиуса находился недалеко от офиса, но только пару раз Альберту удалось уйти достаточно рано, чтобы подвезти Лину. Она по-прежнему откладывала переезд к нему, и Альберт бы уже встревожился, когда б не случай. После очередного дня, проведённого взаперти, Альберт шёл л к офису, рядом с которым обычно парковал машину. Лина выскочила на крыльцо, помахала ему, и оба они одновременно заметили чёрный автомобиль с правительственными номерами, остановившийся у тротуара. Лина знала его очень хорошо, да и Альберт признал с первого возгляда. Это был автомобиль Майкла Уэллса, с его личным водителем. Альберт не замедлился, не стал рассматривать, кто там за тонированными окнами. Но не смог сдержать самодовольной улыбки, когда Лина бросила на автомобиль быстрый взгляд и отвернулась. Дождалась его и, не  оборачиваясь, последовала за ним на офисную парковку.