Эту сцену наблюдал стоящий у окна Джулиус, слушая вполуха, как старик Грант убеждает его взять ещё одного клиента: да, он знает, что Джулиус завален работой, но молодежь набирается опыта, кое-какие из сложных дел можно уже  передать и им. Лина давно уже делает всё за Гранта, он только подписи ставит.

Джулиус рассеянно кивнул и легонько постучал по стеклу.

– Что-то тут не так.

Глянув через его плечо на парочку, самозабвенно целующуюся на парковке, Грант лишь плечами пожал. Подумаешь, большое дело. Красота и молодость тянутся друг к другу, эти двое молоды и красивы – и пока не подозревают, какая незавидная судьба  их ждёт. 

– Она охотилась на Уэллса, эта маленькая хищница. Она его получила. И что же, выбрала нищего идиота? – Джулиус покачал головой. – У меня нехорошее предчувствие, Дон.

– Ты принимаешь судьбу этого мальчишки слишком близко к сердцу.

Но Грант ошибался. Джулиус было плевать на всех "мальчишек", вместе взятых. Ему было не плевать на дело всей жизни. Он не любил, когда вокруг него происходило нечто необъяснимое, не поддающееся логике. И, обладая невероятно развитой интуицией, он каждой клеткой своего тщедушного тела ощущал сейчас тревогу. Дом, в котором снесена одна несущая стена, в любой момент может обрушиться на головы его обитателей. Лина была такой несущей стеной. Она всегда знала, чего хочет, она высматривала себе богатого покровителя – и рамках её логики, понятной и Джулиусу, это было абсолютно ожидаемо. Но прямо сейчас эта разумная, прагматичная Лина отвечала на поцелуи молодого идиота с мокрыми ушами, из всех движимых активов имеющего только огромный долг за учёбу, который он будет выплачивать ещё лет десять. 

Впрочем, уже через пару дней этот молодой идиот стал для Джулиуса большим разочарованием. Всё-таки он надеялся, что парень окажется поумней. 

Оставив Гранта в ресторане с его именитыми приятелями, Джулиус вернулся домой пораньше. И обнаружил своего молодого юриста сидящим прямо на ковре. Тот сжимал в руке несколько листов, уставясь в них невидящим взглядом, и хмурился, словно бы скрывая близкие слёзы. Листы мелко подрагивали. 

– Надеюсь, это от коньяка, а не от того, что ты сейчас тут распустишь сопли.  

Альберт молча поднял на него глаза. Взгляд у него был потрясённый. Так же молча он встал и подошёл к боссу. Протянул ему злосчастные листы.

– Вы хотели бы такое? Умереть в детстве, ничего хорошего не увидев, и никто никогда об этом не узнает, потому что в списках вы “маленький грязный ублюдок”. Без имени. Без права на память. Без права родных проводить вас в последний путь!

Джулиус дёрнул плечами. 

– Какое мне дело до того, кто меня проводит в последний путь? – Но листы всё-таки взял, поправил очки. Бегло пробежал страницу. – Ну, и что тебя так шокировало? 

– Это мог быть я. Этому списку двенадцать лет – "маленьким ублюдком" мог быть я. Если бы мне не повезло родиться в Бадкуре...

– А меня в прошлом году могло переехать поездом, если бы я не был осторожен. – Скрипучий голос Джулиуса приводил в чувство не хуже пощечины. – “Мог быть” – самое глупое, что может сказать человек. Нет никакого “мог быть”. Есть только то, что есть. Ты – юрист. Логическая машина по обработке информации. Уйми эмоции. Или… – он испытующе посмотрел в потерянные глаза Альберта, – подожди, я тебе их сам сейчас уйму. 

Нет, Джулиус вовсе не был бездушным, и ничто человеческое не было ему чуждо. Но он знал и видел многое – и знал, что в их профессии жизненно необходим здоровый цинизм. Всё было на ладони – сухие цифры статистики. Случаев суицида в среде юристов в пять раз больше, чем среди представителей других профессий. И попадали в эту печальную статистику преимущественно такие вот молодые неопытные идеалисты – вовремя не "привитые" старшими коллегами. Альберт как раз пребывал в критическом возрасте для этой профессии – тем более что вёл первое серьёзное дело. Лет после тридцати пяти юристы крайне редко путают окно высотки с дверью. К этому возрасту они уже принимают, что мир – дерьмо, а они в нём в лучшем случае ассенизаторы.