Альберт не успел спросить что-то ещё, как мать вскочила из-за стола и принялась хлопотливо собирать грязную посуду, спрашивая при этом, что приготовить на обед.

Похоже, впервые на памяти Альберта она была рада завершить разговор.

К вечеру во дворе накрыли большой стол — обычная бадкуровская традиция. Брата, уехавшего несколько дней назад в командировку, не было, но зато приехала его жена и дети. Да и дядя Фрэнк заявился со всем семейством. Жена у дяди Фрэнка была тихая, и пятеро дочек, “мал-мала меньше”, тихие; они чинно уселись за столом и так ни к чему не прикоснулись, пока мать не стала обходить каждого, предлагая угощение. Даже между собой они говорили мало, а вот дядя Фрэнк шумел, гремел, ел много и с удовольствием — он вообще любил получать удовольствие от жизни. Гигант под два метра ростом, с огромным животом, так мало похожий на своего брата. Даже с возрастом не раздобревший отец Альберта был скромным и молчаливым, не любил привлекать внимание, а дядя Фрэнк, напротив, занимал все доступное пространство.

– Эх, везёт же тебе! – обращаясь к отцу Альберта, громыхал Фрэнк басом. – Два сына и три внука. Соколы, все как на подбор! А у меня одни девки. Живу как в курятнике.

Мать подала к столу фаршированную индейку на большом блюде, украшенном зеленью, ломтиками айвы и фигами, и тут же самый большой кусок оказался на тарелке у дяди Фрэнка. Деверь работал в таможне, был самым влиятельным родственником; мать надеялась, что и Альберту он найдёт место в таможне, хлебное, денежное. Что ее ягнёночку делать в Оресте? Жить с чужими котами, ходить в поношенной куртке? Зимы там суровы, простудится, кто будет отпаивать его козьим молоком? Вот первый сын — старше всего на три года, а уже сыновья подрастают, и дочка-красавица, и умная покладистая жена, и работа денежная, и дом свой — не без помощи всё того же дяди Фрэнка. Альберт был её любимчиком, но она ни за что бы в этом не призналась. Сыновей никогда не разделяла, гордилась обоими одинаково — но за младшего, неустроенного, сердце всегда болело чуточку больше…

Альберт подозревал, что часть оплаты за его обучение и проживание в Оресте шла из кармана дяди Фрэнка, но мать отнекивалась, когда Альберт спрашивал её. Правда, при этом она отводила глаза и как-то странно вздыхала.

Вскоре дети расшалились, принялись играть в догонялки, женщины, усевшись поближе, разговорились — не забывая, впрочем, зорко следить за отпрысками и вовремя на них покрикивать, призывая к порядку. Мужчины вышли покурить за ворота, но отец ушёл, едва докурив сигарету, — его уже разморило, он с утра успел принять, а дядя Фрэнк пил мало и балагурил много. Угостил племянника какой-то дорогой маркой сигарет. Поинтересовался, когда тот собирается вернуться домой.

Отделавшись общими фразами, Альберт спросил о том, что весь вечер не давало ему покоя.

— Дядь, а что ты знаешь про школы-интернаты в Левантидах?

Дядя Фрэнк удивлённо приподнял брови:

— А тебе зачем?

— Ну, так... Интересно стало. Слышал старые байки, мать сказала с тобой поговорить.

Дядя Фрэнк поскрёб затылок, потом почесал под глазом, помолчал немного, затягиваясь.

— Да я мало чего про эти интернаты знаю. Из наших туда никто не попал, хвала всевышнему. Твоего отца я в сарае спрятал, когда за ним пришли. Закидал тюками сена и велел не чихать и даже не шевелиться. Я-то бегал быстро, меня хрен бы они поймали. А твой пахан мелкий был шкет. Ты не в него, не в него, — дядька хохотнул и хлопнул Альберта по спине. Племянником он откровенно любовался.