По спине проходит озноб. Обхватив себя руками, ухожу в гостиную – чувство собственной ничтожности слишком велико, чтобы получилось скрыть. Не собираюсь раскисать перед ним. Пока он таскает пакеты в коридор, стискиваю зубы так, что вот-вот захрустят. Хватит. Хоронить себя не собираюсь. У него своя жизнь, у меня – своя. И она не будет крутиться вокруг предательства самого близкого человека.

– Придётся несколько раз сходить, – как будто извиняется Тёма. Равнодушно пожимаю плечами. Жаль, мне пить нельзя, сейчас бы, наверное, бутылку вина выпила залпом. Забравшись на диван с ногами, кутаюсь в плед – холодно, несмотря на яркое солнце за окном. Гостиная вся залита светом, хочется задёрнуть шторы, чтобы не бил в глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – А вот это внезапно. Горький смех душит изнутри, я даже не пытаюсь его сдержать.

– Как тебе моя новая причёска? – встряхиваю головой. Тёма любил мои волосы. Гладить, перебирать, плести косы, оттягивать и наматывать на кулак. Отросший ёжик меня лично откровенно пугает, но я почти привыкла.

– Странно.

Спасибо, что хоть не страшно. И спасибо, что лгать не стал.

– Ась, я могу найти хорошего врача. Чтобы быстрее восстановилась.

– Откуда такое благородство? Совесть мучает? – Я не могу на него смотреть, и отвернуться не могу тоже. Соскучилась. Прижаться бы к нему, уткнуться носом в шею и сделать вид, что ничего не было. Да только если бы он позволил, я бы так не сделала. Гордость мешает. Она же нашёптывает, напоминает обо всём, что за эти месяцы случилось.

– Просто хочу помочь, – раздражается он. Засовывает руки в карманы, склоняет голову на бок и снова смотрит жалостливо. Пусть эту жалость в жопу засунет. Желательно – своей любовнице.

– Спасибо, обойдусь. Ты собирайся, не отвлекайся. Может, грузчиков нанять, чтобы помогли?

Раздражённо цыкнув, он уходит и несколько раз возвращается. Вещей набралось много, и каждый раз, когда он проходит по коридору, сердце сжимается. Даже зубную щётку с собой не забрал, так и стоит в стакане рядом с моей. Надо выбросить, как и набор его гелей и шампуней, бритвы, крема. Почему-то, когда швыряю это всё в пакет, опустошая полку, становится особенно тяжело. Прикусив щёку изнутри, я бросаю последний тюбик в пакет и жду Тёму в коридоре. Когда заходит, молча протягиваю. Он забирает и говорит со странной интонацией:

– Ну, вот и всё. – И улыбается как-то криво.

– От детей тоже отказываешься? – спрашиваю тихо. Да, это всё. Перечеркнули и забыли.

– Никогда так говорил и говорить не буду. Примут, смирятся. Остынут – будем общаться.

– Как у тебя всё просто: примут, остынут. А если нет?

Понимаю, что у Вики и Дани юношеский максимализм хлещет. Да и отцом он всегда был хорошим. Но факт остаётся фактом – всё произошло на их глазах, и я не думаю, что они смогут до конца простить. С Андрюшей другое дело, всё-таки он ещё маленький, и к папе тянется. Только и тут я лезть не буду.

– Если нет… – он тяжело вздыхает, опускает глаза и смотрит на кончики замшевых топсайдеров. Слово-то какое! Я не так давно выучила, когда Тёма в высшую лигу перешёл и гардероб менять начал. – Если нет – это их выбор. Я их не бросал.

– Я не настраиваю детей против тебя.

Не знаю, зачем это говорю, но мне важно, чтобы он знал. Тёма серьёзно кивает.

– Знаю. Ты бы не стала.

– Но и мостом между вами не стану. Разбирайся сам.

– Я тебя понял. Ну, – он сжимает ручки пакета, – тогда увидимся в суде?

– Да.

Закрываю за ним дверь, поворачиваю ключ и представляю, как окончательно заперла своё сердце.

Ася