В мгновение развернувшись, он пришпилил ее к стене, схватив рукой за нежную шейку. Забытое уже ощущение вседозволенности ослепило, сделало почти пьяным, и Эдвин вспомнил для чего ему нужны были все эти трепещущие девственницы.

Вот для чего – для того, чтобы вкусить этот сладкий контраст между их полной и абсолютной невинностью и его абсолютной же властью и вседозволенностью.

Для возможности в один момент, без соблюдения традиционных приемов уламывания и обхаживаний, сокрушить грань между стесняющейся вчерашней гимназисткой и стонущей под его членом, полностью доступной и раскрытой для всех манипуляций дворовой девки. За то, чтобы увидеть под платьем ножку в чулке и мгновенно, как только ему захочется, иметь возможность лицезреть то место, где этот чулок заканчивается.

Поняв, что именно этого ему и хочется, Эдвин отпустил шею девушки, развернул ее лицом к стене, присмотрелся… и быстрыми, умелыми движениями развязал пояс ее свадебной юбки. Для начала пусть походит для него в одних чулках и корсете, раз имела наглость соблазнять его своей изящной ножкой в шнурованном ботинке.

Не обращая внимания на причитания и заламывания рук, он ловко распустил завязки, образовал вокруг талии широкий проем и, подхватив за талию, вытащил девицу из собственной же свадебной юбки, оставляя ту стоять на полу, подпертую жестким каркасом. И с раздражением обнаружил под главной юбкой еще одну – более тонкую, но все еще довольно плотную для его затеи. Что за дурацкая мода? В его время женщины носили только одно платье и белье, без всяких там нижних юбок!

Ну да неважно... Огляделся вокруг – кровать! Пыльная, конечно, после столько лет простоя, но для него, мужлана, сойдет и так. Да и для нее сойдет – всё одно, в первый раз они только скулят и плачут, и уж точно не обращают внимания, в какой именно локации их лишают девственности.

Подняв столб пыли, он откинул широким движением покрывало и бросил девицу спиной на грубую, серую простыню. Нижняя юбка при ее падении задралась, показывая ему то, что он так хотел видеть – каемку белоснежных, кружевных чулочков, подвязанных атласными ленточками.

Но только на одно лишь мгновение, потому что в следующее эту каемку от него закрыли.

– Милорд, немедленно прекратите! Я требую! Немедленно оставьте меня в покое! – как сквозь вату услышал он возмущенный голос девушки и с удивлением поднял глаза на ее лицо – заплаканное, до смерти напуганное, но всё ещё весьма и весьма решительное.

Она… требует? Серьезно?

Эдвин сощурил на нее злые глаза.

– Ты сама хотела, чтобы я забрал тебя по Праву Дракона. Право Дракона не дает тебе права требовать. Не дает тебе права ни на что, кроме разве что слез – вполне понятных после всего, что я с тобой сотворю на этой кровати.

– Но я же не это имела в виду! – выкрикнула она, пытаясь отползти от него, но он не позволил, фиксируя ее ноги одной своей. – Я просила вас… похитить меня «понарошку»! Чтобы мой дядя не выдал меня замуж за барона Липкеса!

Это звучало настолько наивно и по-детски, что даже как-то… обескураживало. Чтобы заглушить в душе робкий голос совести, Эдвин дьявольски рассмеялся.

– Мало ли о чем ты меня просила! Ты явилась под мои очи сама, с требованием похитить себя – с какой стати я должен отступаться? К тому же магия моего Права уже задействована! Ты – моя законная добыча, и я не собираюсь никому тебя отдавать! Так что сделай себе и мне одолжение, и снимай уже эту чертову юбку. И привыкай находиться в горизонтальном положении на ближайшие пять-восемь лет!