Закивав в ответ, девушка быстро встала с колен, метнулась туда, куда он указывал, и тут произошло неожиданное. Он-то подразумевал усесться в это кресло сам, а ее усадить на специальную скамеечку, которую в давние времена выделяли для просителей и жалобщиков. Однако, его намерения не поняли. Ничтоже сумнящеся, юная купчиха взобралась по ступеньке в самую середину его негласного трона и, как могла, втиснула свои пышные юбки между двумя подлокотниками.

Эдвин остолбенело уставился на нее. Она что, предлагает ему усесться на скамеечку?! Не зная, что предпринять по этому поводу, он так и остался стоять, уперев для устрашения руки в боки и нахмурив сурово брови.

Девушка, похоже, ничего не заметила.

– Я буду кратка, милорд! – заявила она с таким видом, что ему сразу же стало понятно, что нет. Не будет. Эдвин тяжело вздохнул, покачал головой… и разрешил, не веря самому себе:

– Говори.

Не скармливать же ее собакам, в самом деле.

– Вот, извольте… – девушка вдруг странно поежилась, покраснела и полезла рукой к себе в декольте. – Это… мой жених, – и за длинную цепочку она вытянула на свет кулон с каким-то портретом-миниатюрой. – Посмотрите, милорд, какой красавчик…

Она еще не договорила, а Эдвин уже был рядом. На жениха ему, конечно, было плевать, но вдруг со страшной захотелось подержать этот самый кулон в руках – почувствовать, теплый ли он еще после того, как хранился у девицы промеж грудей.

О да… Он аккуратно сжал вещицу между пальцами, натягивая на шейке девушки цепочку. Даже чересчур теплый! Какая она, однако, там горячая! Почти как драконица…

Интересно, как бы она отреагировала, если бы он сейчас пролез туда рукой? Прямо вооон туда – между двумя аппетитными, подпертыми корсетом холмиками, так хорошо видными с его ракурса. Она, бедняжка, небось, и охнуть не успеет, как его пятерня будет внутри – мять одну из этих божественных булочек, пропуская остренький сосок между пальцами и вкушая ее стоны удовольствия…

– … в общем, милорд, мы уже обо всем договорились, Рикард даже подписал с дядей брачный договор…

Потерявшийся в сексуальных фантазиях, Эдвин понял, что пропустил начало ее рассказа. Из вежливости он прислушался, но взгляд от декольте не отвел, делая вид, что рассматривает миниатюру в раскрытом для него кулоне.

– А потом… уже на самой свадьбе… оказалось, что мой дядя… передумал! – в голосе девушки снова появились плачущие нотки. – И решил выдать меня за этого старого похабника, барона Липкеса!

Уже представляя, как опрокидывает гостью на спинку кресла и протискивается рукой глубже, разрывая по дороге корсет, Эдвин дернул головой вверх.

– Липкеса? – имя было смутно знакомым. – Того самого Гаррета Липкеса, что был моим представителем в городском суде? Неужели он еще живой?!

– Что вы! – девушка прыснула, отчего грудь ее всколыхнулась, вновь приковывая к себе внимание. – Гаррет Липкес давно почил! Меня хотят выдать за его правнука – барона Эсмиальда Липкеса. А ему пятьдесят пять! Представляете? Пятьдесят пять! А мне только-только исполнилось восемнадцать! Но моему дяде всё равно, потому что барон пообещал ему титул баронета в обмен на мою руку! Он продает меня, понимаете? Продает свою единственную племянницу! Ах если бы маменька была жива, она никогда бы не отдала меня! Она бы убила каждого, кто посмел бы прикоснуться ко мне! Но маменьки нет, и некому заступиться за бедную сиротку, кроме вас, милорд! Умоляю, господин Дракон, спасите меня! Воспользуйтесь вашим древним правом и заберите меня от этого ирода – моего дяди!