Хотел было уже сорвать с двери засов и, распахнув ее, ворваться в комнату… но замешкался, в ужасе разглядывая обледенелый порог и заиндевевшее окошко в двери. В комнате явно было холоднее, чем на лестнице. Сильно холоднее.

Эдвин оцепенел.

Что там могло случиться, если даже дверь замерзла? Всё же не в минусовой температуре он оставил пленницу! Да, там было холодно, но не мороз!

И почему он всё еще стоит на пороге, вместо того, чтобы врываться и спасать девушку?

Да ты боишься, друг мой… – насмешливо, голосом Эдвина, протянул его внутренний голос. Боишься, что увидишь ее в этой темнице, замерзшей насмерть. Боишься, что она будет являться к тебе в ночных кошмарах, звать на помощь, корить в том, что бросил ее одну, медленно умирать от холода.

А может, ты раздумываешь, не стоит ли тебе развернуться и уйти, забыв об этом досадном происшествии? Кому какое дело, что в одной из башен заперта мертвая девушка, превращенная в ледышку? Да ты и не вспомнишь о ней через пару лет! Ну же, давай, иди! Сбрось с себя тяжесть ответственности, развернись и иди отсюда, забыв дорогу! И ты никогда не увидишь свою хрустальную куколку, не посмотришь в ее глаза, сверкающие замерзшими слезами…

Неимоверным усилием переборов желание бежать, Эдвин мотнул головой и вздернул засов, отбрасывая его в сторону.

– Адриана! – хрипло гаркнул, подбегая к свернувшейся в калачик фигурке в углу на соломе. Словно пушинку, подхватил ее на руки, с ужасом ожидая, что она сломается, рассыплется прямо у него на руках. Но нет – не рассыпалась, хоть и была холодная, как сама смерть.

Более не раздумывая – да и поздно было раздумывать – потащил свою добычу вниз, захватив по дороге брошенный плащ. Не доходя до низа башни, прямо на лестнице остановился и кое-как закутал в него девушку, одновременно растирая ее ноги жесткой тканью.

Холодная! Всё еще холодная! – с отчаянием замечал. И тут же отбросил это наблюдение как вредящее функциональности. Просто нести ее вниз – вот всё, что от него сейчас требуется. Потом подумает, что дальше делать.

Так и сделал – задавил в себе страх и нарастающее чувство вины, задушил ощущение потерянности и беспомощности, и донёс-таки ношу до дверей своей спальни. Сходу, взмахом руки затопил поярче камин, плюхнулся перед ним и прямо в плаще положил замерзшую Адриану на пол. Сверху накрыл тулупом, который валялся тут же, перед кроватью.

– Ну же… давай… просыпайся… – процедил, засовывая полы тулупа под ее ледяные ноги. – Ты – моя рабыня, мой законный трофей… ты… ты не имеешь права помирать без моего позволения! Просыпайся же! Я приказываю тебе! Немедленно!

Но Адриана не просыпалась. Не просыпалась, чёрт бы ее подрал! И с каждой минутой ее «не просыпания» обруч на груди сжимался всё плотнее, словно кто-то невидимый всё туже и туже закручивал охватывающие его торс стальные оковы. Еще чуть-чуть и сломается грудная клетка… еще чуть-чуть и нечем станет дышать…

Внезапно он вспомнил, что можно еще сделать, вскочил, метнулся в смежный со спальней кабинет и вернулся с бутылкой старого коньяка, только недавно откупоренного по случаю начала зимы. Отхлебнул из горла добрый глоток и, плеснув на ладони, принялся растирать тело девушки, везде, где только мог достать.

Через пару секунд решил, что тут не до девичей скромности и несколькими движениями содрал с Адрианы всю оставшуюся одежду – корсет, разорванную почти до бедер нижнюю юбку, чулки, панталоны…

Измазал ее коньяком уже всю – основательно, растирая нежное тело до красноты и изо всех стараясь именно растирать, а не лапать…