То есть вот это светящееся здесь в порядке вещей?

Так, так... Я не страдаю, я не страдаю безумием! Я им наслаждаюсь...

Мамочки, где я?

Наконец, Жажа, раз в пятый проглядев бумагу, поднял на меня глаза. И так же, не отводя от меня взгляда, передал бумагу своему приятелю.

Во взгляде было... торжество, а на губах растягивалась улыбка. Лошадиная такая улыбка.

Он ткнул в кота пальцем и что-то проговорил-прогавкал. Потом обернулся к своему приятелю, что читал письмо с такой же дурацкой улыбкой, и, всё так же скалясь, явно от переизбытка чувств, ткнул его кулачищем в плечо.

- Ребят, кота покормить надо, - пискнула я. Голос был слабый, язык едва шевелился.

Странное ощущение готовящегося в мозгу взрыва сузило сознание, и я думала только об одном: надо покормить кота, пока не произошёл этот взрыв. Взрыв, который всё изменит раз и навсегда.

Я не думала, что мои слова совсем не к месту, что и Ленарди, и взрослый парень карликового роста увлечены совсем другим и что им дела нет до моего кота. Но и молчать не могла - надо было успеть!

Успеть!

Надо было, но я не успела - в руку вцепился Кусимир.

Нервничая, я слишком сильно сжала пальцы на его холке и, видимо, сделала ему больно. И только почувствовав боль от укуса и висящего на моём запястье кота, это осознала.

И пока я, почти ничего не соображая от неожиданности, боли и подкрадывающегося личного армагеддона, расклинивала челюсти Кусимиру, низкорослый белочкой смотался и принёс что-то типа пера. И вот этим пером Жажа, простите, Ленарди, что-то черкнул на бумажке и сунул её малышу.

А тот... тот сжал пальцами висюльку, так напоминавшую сургучную печать, и над бумажкой снова вспыхнуло. Я только дёрнулась от яркого света, ударившего в глаза, и перестала дышать. В эту вспышку парни поспешно впихнули бумажку, и её и след простыл.

Кот, наконец, отцепился, оставив глубокие следы на руке, а у меня в мозгу...

В мозгу произошёл взрыв.

Непонимание языков, кавказский нос, лес, что внезапно возник на месте моря, крылья кота, дверь, открытая барменом в сияющие переливы, сияние над столом минуту назад - всё соединилось в картину, которую я никак не желала видеть с самого начала: консульства России здесь нет, не было и быть не могло.

Ведь я не на Земле...

4. Глава 4.

- Вот это и есть жареные гномики?

Так я перевела для себя название блюда, что приготовил Пенгуэн - тот малыш, которого я при первой встрече приняла за ребёнка.

Он сегодня был дежурным по кухне. Скорее всего, опять проигрался Жаже, если я правильно понимаю их взаимоотношения, и теперь отрабатывал долг.

Жареные гномики походили на очень крупных муравьёв, длиной почти с чайную ложку. Эти «муравьи» были зажарены во фритюре или чём-то похожем: коричневые, хрустящие на зубах, сочащиеся маслом.

Я подняла взгляд на парней.

- Гномики? Жареные?

Жажа переглянулся с малышом Пенгуэном и снова сосредоточился на мне. Я не любила такие его взгляды. Вроде и весёлые, вроде и добрые, вот только слова, которые следовали сразу после них, были неприятными. Он, конечно, тролль ещё тот, но куда ему до моей мамы? И всё равно у меня всё внутри сжалось в ожидании очередной гадости.

- Ты не знаешь, что такое gnomik?

Слово, что в этом языке встречалось очень редко, было очень похоже на наше «гномик». И я, конечно, не сдержала удивления.

Здесь многому приходилось удивляться. И язык - ещё не всё из длинного списка чудес здешнего мира.

Я внимательно всмотрелась в лицо парня - будет троллить дальше или остановится? В его глазах плескалась издёвка. Посмотрела на Пенгуэна. Тут ничего нового, всё как всегда: злоба, неприязнь, а ещё презрение вперемешку с боязнью.