У рода Фавьен это кольцо — замкнутое, как власть, передаваемая по кругу. Не случайно: их род вышел из императоров.

9. 6. Без рода и имени

— Ты хочешь, чтобы я уехала в развалины, дожидалась весны и… что? Родила ему ребёнка? От любви? От памяти? От... воздуха? — я, наконец, обретаю хладнокровие.

Матушка молчит. Только пальцы сцеплены у груди — аккуратно, театрально, как всегда.

— Спасибо за щедрость, — добавляю я. — Это ведь она и есть, правда? Унизить, изгнать, но при этом остаться великодушной.

— Ты ведёшь себя как девчонка, — тихо говорит матушка. — А я надеялась, ты поймёшь. Это... возможность уйти красиво.

— А мой возлюбленный муж собирается мне что-то выделить? Содержание, например? Или ему удобно выпнуть меня в пурпурном платье и забыть?

Матушка чуть морщится, будто я произнесла нечто неприличное.

— Он сохранит твой статус его жены. Этого достаточно.

— О, разумеется, — я холодно улыбаюсь. — Какая прелесть. Быть женой, о которой вспоминают разве что, когда проверяют список имущества. Значит, он не даст мне ни охраны, ни слуг, ни воды? Только платье и возможность называться его женой.

Матушка отводит взгляд.

— Ты не голодная сирота. Дом Фавьен даёт тебе поддержку. Землю в Пустоши. Ты злишься — я понимаю. Но если я выберу тебя, нас сожрут. Всех. А если выберу род — выживут остальные. Прости, Аэлина. Но я не мать. Я — Фавьен.

Я молчу. Смотрю в её холодные серебряные глаза — такие же, как у меня.

Она чистокровка, приёмная дочь Фавьен. Её прежний род вымер, и, примкнув к новому, она слилась с ним, как того требовали традиции. Заключив союз с одним из сыновей Фавьен, она лишь укрепила своё положение.

Чистокровки всегда принадлежат роду. Они не берут имя мужа, оставляя своё. Такова цена их крови.

И теперь, когда из всего рода Фавьен осталась только она и её четыре дочери, она несёт тяжкую ношу.

Но разве можно вот так — жертвовать детьми? Просто потому, что избавившись от одной, надеешься спасти остальных?

— Ты хочешь ответа, Аэлина, почему так, — тихо спрашивает она. — Я его дам. Фавьен не ломает. Фавьен — режет.

Она медленно уходит вглубь гостиной и вскоре возвращается с тонкой кожаной папкой, перевязанной серебристой лентой.

— Езжай. Замок стар, обеспечен минимально. Стены, крыша, защитный купол. Каплекарта будет привязана к твоему имени. На первое время хватит.

— А потом?

— А потом... ты станешь не нашей заботой.

Эта фраза звучит спокойно. Буднично. Как будто речь идёт не обо мне, а о сломанной мебели, которую удобно вынесли за порог.

Я качаю головой, уже даже не злясь.

— Значит, ничего. Ни письма. Ни поддержки.

— Ты отныне не часть рода, — напоминает она. — И Каэль… вправе взять новую жену. А ты — вычеркнута.

— До тех пор, пока он вдруг не передумает, — говорю. — Например, если магия в моей крови проснётся...

Она молчит. Только на мгновение её взгляд цепляется за мой живот. Почти машинально. Я вижу в этом не тревогу — расчёт.

— Всё зависит от тебя, — говорит она наконец. — Используй это время мудро. Научись быть благодарной. Даже за сломанные крылья.

— А если я вернусь?

— Не вернёшься. Ты же знаешь, как всё работает.

Возьму проклятые развалины. Но когда появлюсь снова — ни один из них не осмелится смотреть мне в глаза. Я протягиваю руку, и она кладёт документы.

— Отправляйся немедленно. Это одно из условий. И не вздумай писать сёстрам — не навлекай на них беду.

— Не беспокойся. Ни один из Фавьен не получит от меня ни строчки. — Я делаю реверанс — холодный, выверенный — и выхожу из её комнаты. Возьму пару платьев и бельё. Это всё, что я унесу с собой.