– Ага. Постоянные бомбежки, голод, потому что в первые дни разбомбили склады, где запасов продовольствия было на пять лет…

– Хлеба выдавали 125 грамм на человека на день.

– Ужас! – охнула я.

–Ага. Поэтому в городе до сих пор многие хлеб не выбрасывают, рука не поднимается, а вот уткам скормить запросто! – хмыкнул Толя.

– В конце концов, в голодное время этих уток можно поймать и съесть! – весело подхватил Витя.

Разорившись и на то, и на другое, близнецы направились к ближайшей скамейке. Я ограничилась только мороженым. Разговаривая ни о чем, мы сидели на скамейке. Витя с Толей попеременно кидали корки хлеба, подманивания уток ближе. Радостно переговариваясь между собой на своем, утином, языке, пернатые неспешно гребли по зеркальной глади пруда, то и дело отвлекаясь на что-нибудь еще.

– Что ж они такие медленные! –Толя размахнулся и кинул сухарик, намереваясь поторопить пернатых. Засохший хлеб пролетел над водной гладью и попал точно в макушку селезню. Тот ошеломленно крякнул и завертел головой, явно потеряв ориентацию в пространстве. На том берегу кто-то из людей зааплодировал. Толя окончательно смутился.

– Пойдемте отсюда? – предложил он. Витя вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами:

– Да, давайте.

Тем более что начало смеркаться, и от воды потянуло холодом. К зданию Академии мы подошли к тому моменту, когда собрание закончилось и взрослые принялись выходить из кованых ворот.

– Оля! – мама помахала мне рукой. – Ну что, поехали?

Я взглянула на красно-белое здание, напоминающее замок. Конечно, мне хотелось обойти его, а еще лучше войти внутрь, но мама явно волновалась, и я решила не трепать ей нервы.

– Да, поехали!

Всю дорогу мама молчала, нервно кусая губу и смотря в окно невидящим взглядом. Я тоже молчала, гадая, что же им сказали на родительском собрании, и не передумает ли мама в последний момент.

– Мам, – наконец решилась я окликнуть, когда мы вышли из метро и направились к дому Брониславы Александровны.

– Что?

– Ты какая-то… если ты хочешь, я могу заниматься у нас, – выпалила я и замерла, внутренне содрогаясь: что, если мама воспользуется моей слабостью. Но она улыбнулась и покачала головой:

– Нет, Оля, если ты решила, ты должна попробовать.

– А ты?

– Переживу. В конце концов, у меня появится много свободного времени. И я займусь музыкой.

Она обняла меня за плечи, в этот момент фонари ярко вспыхнули, освещая проспект. Сочтя это хорошим знаком, мы улыбнулись друг другу и, взявшись за руки, отправились в квартиру Брониславы Александровны.

Мне казалось, я только закрыла глаза, а уже зазвонил будильник, напоминая, что надо вставать.

Сборы не заняли много времени, мою сумку мы не распаковывали, а мамин чемодан Тортила оставался у Брониславы Александровны.

Единственное, чего я боялась, что папа опоздает, но он приехал даже раньше.

– Ну что, ребенок, готова? – поинтересовался он, переступая порог.

– Да! – радостно воскликнула я и сразу же покосилась на маму. Она натянуто улыбнулась и украдкой вздохнула.

– Оля, удачи! – Настя выглянула из своей комнаты. – Осторожней с лошадьми!

– Будешь в Петергофе – заходи! Можешь со скрипкой!

Мы рассмеялись, и я вдруг поняла, что мы вполне можем быть подругами. Может, не близкими, но все же.

– Оля, если вдруг что – звони, приезжай, – напутствовала Бронислава Александровна. – Можешь даже пожить у нас.

– Э-э-э… спасибо, – протянула я, не зная, как реагировать на это предложение, и вообще, чего эти взрослые так волнуются. Ну что со мной может случиться рядом с лошадьми? Озвучивать свои мысли я не стала, просто вышла на улицу.