– Он жить будет? – хрипло спрашиваю, проглотив ком в горле.
– Никаких прогнозов мы не делаем, но всё возможное предпринимаем, – мужчина снимает очки и потирает переносицу.
– Что-то нужно приобрести для него? Лекарства там… – запинаюсь, встречаясь взглядом с врачом.
– Всё необходимое есть. Пока он в реанимации, ничего не нужно, – встаёт с большого вращающегося кресла и подходит к окну, повернувшись спиной ко мне.
– Я могу его увидеть? – осторожно интересуюсь, не думаю, что разрешат.
– Вполне. Но не больше пяти минут. Таковы правила, – говорит, развернувшись и смотря на меня в упор. – Вас проводит дежурный врач.
– Спасибо, – встаю с места, понимая, что разговор окончен.
Выхожу в коридор и прислоняюсь спиной к холодной стене, прикрывая глаза.
– Молодой человек, – ко мне подходит полная женщина в белом халате и трогает за плечо. – Пойдёмте.
Мы идём в конец коридора к пластиковой двери с мутным стеклом. Женщина прикладывает к специальному окошку пластиковую карту, висящую на шнурке на её шее, и дверь с тихим щелчком открывается.
Тёмный коридор без окон, практически неосвещённый, по правую сторону двери в палаты, многие из которых открыты. Идя за врачом, я смотрю в проёмы и вижу людей, лежащих на высоких кроватях, окружённых трубками и медицинскими приборами, мерный писк которых создаёт давящую атмосферу безысходности, близости смерти, которую люди в белых халатах пытаются отсрочить. Кроме этих звуков здесь ничего нет – ни разговоров персонала, ни шума, доносящегося из окон, как в обычных палатах. Только гнетущая обречённость, на фоне которой моё отчаяние прорывается наружу, давя на рёбра, сжимая грудную клетку.
Останавливаемся у палаты, не знаю, какая она по счёту в этом бесконечном коридоре, и я вижу Игоря, так же подключённого к аппаратам, но без трубки в горле. Это ведь хороший знак?
– Ваш родственник пока дышит самостоятельно, – говорит женщина, оборачиваясь и видя, что я застыл в дверях. – У вас пять минут. По истечении времени я приду за вами.
Подхожу к Игорю, его глаза закрыты, его неровное дыхание меня до жути пугает. На указательном пальце прикреплён датчик, приборы издают писк, экраны что-то показывают. Окидываю палату взглядом и замечаю соседнюю кровать, на которой лежит девушка, совсем молодая, с трубкой, выходящей из горла. Мне становится тошно и невыносимо тут находиться. Ладонями затыкаю уши, растирая их, пока не начинают гореть, несколько раз помотав головой, прихожу в себя и беру дядю за руку.
– Всё будет хорошо. Иначе быть просто не может. Ты сильный и справишься, – произношу негромко.
– Макс, – слышу хриплый голос Игоря, он тяжело дышит. – Не ввязывайся… закрой сервис… – пытается поднять голову с подушки.
– Не напрягайся, тебе нельзя, – кладу руку ему на плечо, успокаивая.
Он прикрывает глаза и откидывается на подушку.
– Ни на что… не соглашайся… слышишь? – пальцы Игоря слегка сжимают мою руку, ещё раз и ещё. – Не… соглашайся… Всё должно было сегодня закончится… – теперь хватка совсем слабеет и дядя замолкает.
– Время, – заглядывает в палату женщина и я, кивнув, ещё раз сжимаю руку Игоря.
– Я ещё приду. Обязательно, – разворачиваюсь и покидаю это место, унося отчаяние, поселившееся в сердце.
19. Глава 18
Вера.
Отца дома нет, поэтому я поднимаюсь в свою комнату и первым делом решаю на всякий случай собрать кое-какие вещи. В небольшую дорожную сумку складываю документы, несессер с косметикой и предметами гигиены, которые я так и не успела распаковать, одежду, что может понадобиться на первое время: спортивные штаны, пару джинс, футболок и остальную мелочь. Деньги, накопленные мной, и маленькая шкатулка с мамиными драгоценностями отправляются туда же.