Кен отхлебнул пенного из большой стеклянной кружки и посмотрел на Марка:

– Получается, человеческий эгоизм не так страшен, как это пытаются преподнести либералы?

– Абсолютно, – кивнул Марк, – то, что принято называть человеческой природой, на самом деле природа животная, а человек тем и отличается от лошади, что способен над этой природой возвыситься. Вопрос в том, кому выгодно закрепить в наших умах концепт о превосходстве животного и называть утопическими коммунистические, христианские, исламские или даже буддийские идеи.

– Да, Марк, это не самая простая тема. Я как раз собрал удивительный по охвату материал для Morning Star на эту тему. Тысячи доказательств, Марк, тысячи! Из них в тексте статьи будет максимум десяток фактов, но и это будет супербомба! Уж поверь мне. Вот, на этой флешке то, что взорвёт мир.

– Добрый день! – к молодым людям приблизился средних лет мужчина в тёмных очках с бородкой эспаньолкой. – Вы комми?

– Коммунисты? – уточнил Кен. – Да. А что вы хотели?

– Собственно говоря, ничего.

Бородатый сунул руку за спину, и в ладони его оказался пистолет. Два хлопка, две вспышки. Кен с Марком повалились на пол. Во лбах обоих темнели отверстия. Незнакомец обшарил карманы Кена, нашел флешку, сунул в сумочку на поясе и не спеша пошёл к выходу.

– Это мальчик или девочка? – спросили окружившие семейство Иосифа волхвы, наряженные кто в стринги, кто в чулки на подвязках, кто в накинутый на голое тело распахнутый пиджачок.

– Это не важно! – воскликнул Иосиф в исполнении девушки с нарисованными чёрным маркером усами, и люди зааплодировали.

Жан осмотрелся. Хлопали такие же трансы, как на сцене, и несколько молодых девчонок. Остальные хмурились, им что-то не нравилось. На этот раз парад ребят невероятной ориентации в Париже сопровождали настоящие драматические спектакли на библейскую тематику. Забавное переосмысление канонических текстов.

Жан улыбнулся. Вот, в принципе, какая кому разница, есть у тебя член или нет, но смешно же, когда кому-то хочется на эту тему выразиться, донести до масс, отстоять какое-то право. Это как если он, Жан, выйдет на мост перед Нотр Дамом, снимет штаны и начнёт срать на камни мостовой, но не просто срать, а с томиком Флобера в руках, отстаивая таким образом своё право срать именно с Флобером, а не с каким-нибудь Франсом. Ну смешно же. Кому какая разница, с какой книжкой ты срёшь?

Случившееся далее выглядело уже не так весело. К сцене рванули десяток радикалов в чёрных балаклавах. В руках – банки с какой-то жидкостью. Хотели облить артистов. Хорошо если зелёнка, но у этих отморозков может быть и серная кислота. Полицейские сработали чётко. Опрокинули практически всех на траву и заломали, но всё же самый шустрый выскочил на сцену. Хотел уже плеснуть в стройного Иосифа, но проворный коп опередил – прострелил ногу. Жан подумал, что трудно в таком скоплении людей попасть именно в ногу, а не в какого-нибудь зеваку на периферии. Банка упала, расплёскивая зелёную субстанцию.

Игорь Тарасов, тот самый коренастый мускулистый мужчина из кабинета в чайной лавке, скучал, прислонившись к деревянной красной колонне, что поддерживала жестяной навес над входом в магазин «Продукты». Тарасов ковырялся травинкой в зубах и рассеянно смотрел на забор напротив. Забор был длинный, высокий и бетонный. По верхней его кромке вилась спиралью колючая проволока, а над проволокой на деревянной вышке дремал часовой.

Стояла оглушительная утренняя тишина, та самая, когда в Воронеже уже проснулись рыночные торгаши и укладывают в багажники заведённых машин свежий товар, но остальные горожане ещё спят. На вершинах сосен краснели залитые восходящим солнцем ветки, небо теряло синеву и постепенно голубело.