Сейчас, в едва начавшихся сумерках, Мальстен бесцельно обходил лагерь, мучаясь от тревожного безделья. Его внимание вдруг привлек седой сутулый данталли с длинным крючковатым носом.

– Эй, ребятня! – озорным хрипловатым голосом крикнул он. – Я кому сказал следить за кострами! Так и оставь на вас что-нибудь!

Черноволосые, одинаково долговязые и смуглокожие тайширцы Ран и Эрнст прибежали на зов и заголосили наперебой:

– Да еще ничего не затухло!

– Сейчас мигом все поправим!

– Сайен, не ворчи!

– Одна нога здесь, другая там…

Мальстен невольно улыбнулся. Ему показалось, что старый лекарь Сайен Аргер по-отечески возится с энергичными близнецами и пытается их чем-то занять. Мысль об этом немного кольнула его: все здесь пытаются найти себе занятие, но ото всех веет ожиданием. Они пришли, чтобы учиться у анкордского кукловода искусству данталли, но за восемнадцать дней совместного проживания никакого обучения так и не началось. Мальстен не был уверен, что готов кому-либо демонстрировать работу с нитями. После того, как в Малагории он отдал огромную расплату Бэстифару, обеспечив его новым (и, как оказалось, бесполезным) оружием против захватчиков, у него не было времени научиться стойко терпеть новую расплату. Каждое утро он уходил поглубже в лес, связывался нитями с множеством зверей и держал их под контролем, чтобы после пережить боль и привыкнуть к ней.

Пока выходило с трудом.

Но такие тренировки хотя бы отвлекали его от гнетущих мыслей, которые атаковали разум, как только он оставался без дела. За все время, что они с Аэлин провели в жилище аггрефьера, он так и не сумел расспросить ее о том, что произошло в Малагории. Как поступили с телами погибших… особенно с Бэстифаром. Куда отправилась Кара после смерти Бэса, как Аэлин самой удалось добраться до Везера? Мальстен очень хотел разузнать обо всем, но не мог себе этого позволить: понимал, что это пробудит болезненные воспоминания у Аэлин и заставит ее страдать. Приходилось жить в неведении.

– Посторонись, – миролюбиво обратилась к Мальстену светловолосая женщина, неся с собой большой таз с замаринованным мясом. – Дани и Конрад удачно поохотились, сегодня будет настоящий пир.

Мальстен кивнул и отошел, слегка улыбнувшись.

– Нет ничего прекраснее мяса на огне, – улыбчиво добавила женщина. Мальстен вспомнил, что ее зовут Рахиль.

– Пожалуй. Когда им выступаешь не ты сам, – бросил он себе под нос.

Рахиль повернулась к нему и нахмурилась.

– Ты прямо, как Деллиг, – упомянула она одного из членов группы. – Во всем умудришься найти какую-то мрачность. У нас сегодня маринованная оленина. Поди плохо!

Мальстен опустил взгляд.

– Вы правы. Маринованное мясо на ужин – это прекрасно.

Рахиль поставила таз возле костра и по-матерински погладила Мальстена по плечу.

– У нас у всех есть такие ассоциации, – понимающе сказала она. – Но важно не давать им брать над тобой верх, иначе жизнь превратится в существование, полное страха. Тебе это не нужно.

Мальстен смиренно кивнул и повторил:

– Вы правы.

Внезапно двое данталли взялись за мечи и стали наизготовку недалеко от самого далекого костра. Мальстен напряженно уставился на них, готовый применить нити, если возникнет такая необходимость.

– Угомонитесь, это всего лишь я.

В лагере появилась Аэлин, и Мальстену пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть ее через новый красный кафтан. У корней серых волос, с которых еще не до конца сошла малагорская краска, пробивалось золото, которое было заметно даже в высоком хвосте. На поясе охотницы неизменно был закреплен паранг, за плечом болталась дорожная сумка, в другой руке она несла еще один мешок, намокший снизу от крови. Пройдя мимо Рахиль, она небрежно кинула увесистый мешок на землю.