Конечно, в глазах Цаи это письмо не делало Бенедикта Колера лучше – на его руках слишком много крови, не только данталли, но и людей. Он убил родных Цаи… убил Жюскина… Он сотворил больше ужасного, чем любой другой житель Арреды. Однако его письмо некоему Киллиану Харту стало для Цаи шокирующим откровением. Казалось, Бенедикт Колер вложил в свое послание всю любовь, на которую был способен, и лист бумаги почти звенел от напряжения в руках Цаи. Что за человеком должен быть этот Киллиан Харт, если великий палач Арреды проникся к нему столь теплыми отцовскими чувствами?

За своими размышлениями Цая не услышала, как открылась дверь в хижину и по половицам застучали чьи-то стремительные шаги. Она опомнилась, лишь когда услышала суровый оклик хозяйки дома:

– Эй! – Аэлин Дэвери стояла на входе в комнату, ее рука замерла на рукояти паранга, висевшего на поясе. – Какого беса ты здесь делаешь?!

Цая вздрогнула и выронила письмо. Лист неспешно продрейфовал по воздуху и с тихим шелестом упал на пол. Цая беспомощно посмотрела на Аэлин – ей пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть охотницу, ведь она была одета в красное. Ее гнев ощущался почти физически. Цая даже подумала применить нити к ее сознанию, чтобы немного успокоить ее, однако отчего-то не стала этого делать.

– Прости меня, пожалуйста. – Она покорно опустила голову, готовая выслушать поток ругательств. – Я сама не знаю, что меня сюда потянуло. В лагере было суетливо, мне захотелось спрятаться, и я пришла сюда. Это получилось… само собой.

Аэлин заметила за спиной Цаи разложенный на кровати дорожный костюм из Малагории, а после опустила взгляд на окровавленное письмо Бенедикта Колера, которое она вытащила из его кармана после битвы в гратском дворце.

– А то, что ты рылась в моих вещах, тоже вышло само собой? – вновь одаривая Цаю злым взглядом, спросила Аэлин.

– Прости меня, – вновь попросила Цая. – Я увидела кусочек ткани в ящике и не смогла удержаться от любопытства. Мне очень хотелось посмотреть заморский костюм. – Она невинно улыбнулась. – Знаю, я зря сделала это без твоего разрешения. Сама не знаю, почему так поступила. – Она медленно наклонилась и подняла письмо, протянув его Аэлин. – В кармане зашелестело вот это. Я прочитала. Прости, пожалуйста. Я не должна была этого делать, мне просто не удалось удержаться.

Аэлин глубоко вздохнула. Как ни странно, Цае показалось, что злость охотницы пошла на убыль. Ее взгляд остановился на протянутом письме, в глазах замаячила тоска.

– Я тоже его читала, – тихо сказала Аэлин. – И, наверное, тоже не должна была. Это… очень личное письмо.

Цая удивленно посмотрела на Аэлин, услышав в ее голосе отзвук вины.

– Это письмо Бенедикта Колера… – произнесла она так, будто открывает охотнице большой секрет. Аэлин криво усмехнулась.

– Я знаю. Оно подписано.

– А кто такой этот Киллиан Харт? – спросила Цая.

Аэлин пожала плечами.

– Не знаю. Судя по всему, у Бенедикта был ученик, которому не дали поехать в Малагорию. Я так поняла, что Бенедикт остановил его силой, и это не давало ему покоя. – Она покачала головой. – Но я не встречала этого человека и понятия не имею, кто он такой. Вестимо, жрец Культа. Я почему-то думаю, что молодой. Вряд ли своего ровесника Бенедикт называл бы «сынок». Я забрала это письмо в день сражения в Грате. Нашла его случайно и прочитала. Зачем-то взяла с собой. Думала сжечь, но не стала. Сама не знаю, почему.

Цая внимательно вслушивалась в каждое слово Аэлин.

– Ты называешь его по имени так, будто знала его лично.