– Сапёрный, угол Знаменки. – ответил Остелецкий. Там, неподалёку от казарм Сапёрного лейб-гвардии батальона, в неприметном трёхэтажном доме, располагалась конспиративная квартира, используемая для бесед с агентами, не относящимися к категории важных персон. Вообще-то, ведомство графа Юлдашева снимало в этом доме две квартиры, расположенные на одной лестничной клетке; во второй поселился неприметный таможенный чин, в гости к которому при случае приходили ещё двое – такие же плечистые, хмурые и неразговорчивые. Случай наступал каждый раз, когда требовалось использовать квартиру для допроса человека, содержащегося под стражей – а таможенник и его приятели при этом выполняли обязанности охраны, способной скрутить кого угодно и, главное, умеющей держать язык за зубами. А ещё в квартире был телефон – большая редкость для столицы Империи, где имелось на текущий момент немногим более двух с половиной тысяч абонентов и единственная телефонная станция в доме номер 26 по Невскому.

Телефонная станция, Санкт-Петербург,80-е годы 19-го века

Роскошь эта была, однако, необходима для работы тех, кто занимал квартиру – вот и Вениамин, оказавшись там, намеревался воспользоваться этим техническим новшеством. А пока – он откинулся на мягкую спинку сиденья и стал прокручивать в памяти детали только что состоявшейся беседы.

– Вчера на заседании Комитета министров зашла речь об африканских делах. – сказал Юлдашев. – Так после Николай Карлович прямо меня спросил – как у нас дела на этом направлении?

Тайный советник Николай Карлович Гирс занимал пост министра иностранных дел с 1881-го года – и, насколько было известно Вениамину, весьма плотно сотрудничал с департаментом графа Юлдашева. Особенно после известного инцидента в заливе Таджура, когда графу вопреки франкофильским настроениям министра и немалой части двора удалось отстоять свою позицию. В результате Россия получила форпост на берегах Абиссинии, флот обзавёлся военно-морской базой на главном морском торговом маршруте мира, а сам Гирс изрядно охладел к Третьей Республике.

Н.К. Гирс, министр иностранных дел Российской Империи

– Я ответил, что дела, в общем, недурны. – продолжил граф.

– После того, как турки с нашей помощью вышвырнули англичан из Египта[7], позиции России там только укрепляются. Безумный суданский фанатик Мухаммад ибн Абдалла, тот, что объявил себя «Махди» и поднял джихад против египетской администрации, вроде, унялся – опять-таки стараниями наших эмиссаров, сумевших убедить османов предоставить суданцев их собственным заботам. В результате и турецкие и наши купцы, особенно из числа природных мусульман, постепенно проникают в Судан и приспосабливаются вести там дела.

– И что же министр? – осведомился Вениамин. Африканские дела не входили в область его текущих интересов, но если уж патрон заговорил о них – значит оно того стоило.

– Ответил, что в курсе происходящего в Египте. Оно и неудивительно – наш консул в Александрии человек толковый, сведения, поступающие оттуда на Мойку порой куда подробнее и своевременнее той, что получает наш департамент.

На набережную Мойки выходило фасадом здание Министерства Иностранных дел, составляющее восточное крыло величественного архитектурного ансамбля Дворцовой площади, в котором, кроме МИДа располагались и другие высшие органы власти Российской Империи – Главный штаб, министерство финансов и иностранных дел, военное министерство, Сенат и Синод.

– Однако, Николай Карлович добавил, что если в египетских и отчасти суданских делах мы более-менее ориентируемся – как и в том, что происходит в Абиссинии – то центральная Африка и район Великих Африканских озёр – Танганьика, Виктория, Ньяса, – как и территории, лежащие к западу и юго-западу, для нас сплошное белое пятно. А ещё – посетовал, что среди многочисленных исследователей тех земель, всех этих Стэнли, Ливингстонов и Бёртонов нет ни одного подданного Российской Империи.