Я услышала его голос, еще даже не успев завернуть за угол: громкий и определенно пьяный. Он небрежно растягивал, а точнее, кричал слова иностранной песни.

Лучше бы я этого не слышала. И не видела.

Барский сидел ко мне спиной в проеме моей спальни на полу, раскинув ноги в разные стороны. Он был ужасно пьян. Запах алкоголя, что стоял в коридоре, пропитал собой каждый куб воздуха, и казалось, что, если хоть немного впустить его в свои легкие, можно охмелеть самому.

Как же мне не хотелось со всем этим разбираться. И я даже подумала о том, чтобы наглым образом сбежать, сделав вид, что так и не нашла своего подопечного, и отправиться дальше на его поиски в бесконечные розовые сады.

— Я тебя слышу, — внезапно прохрипел Барский, опустив голову вниз.

Мне хотелось застонать в голос от развернувшейся перед моей спальней картины, когда я подошла к Максу ближе и встала к нему лицом. Две или три бутылки со спиртным было разбито (сколько точно, трудно было понять по большому количеству стекла), а их содержимое разлилось по полу, окрашивая его в винные цвета.

— Как ты догадался, что это я? — спросила, присаживаясь рядом и стараясь не задеть месиво из стекла и жидкости.

— Твои шаги, — пробубнил он, тяжело поднимая голову и ударяясь затылком об дверной косяк. — Такие легкие, — Макс смешно провел по воздуху пальчиками, будто играл на пианино, — и неторопливые. У матушки шпильки. У горничных невысокий каблук. Ты одна ходишь на плоской подошве.

Его замечания, казалось бы, такие незначительные, но все равно не переставали меня удивлять, даже восхищать. И немного пугать. Не хотелось бы, чтобы даже по таким мелочам Макс меня изучал. Всегда есть шанс быть раскрытой. Конечно, я больше себя успела накрутить, ведь в школьные годы духами не пользовалась, а обувь без каблуков носит каждая вторая девушка.

— Сделай с этим что-нибудь, — потребовал мой подопечный, вытянув руку вперед ладонью верх.

На подушечках слегка подрагивающих пальцев были небольшие осколки стекла, как и в самой ладони, а тоненькие струйки крови стекали вниз, к запястью, уже по засохшим дорожкам.

Я мысленно начала ругать себя за случайно оставленную открытой дверь в свою спальню. Не закрывать дверь, когда я нахожусь внутри, стало для меня привычкой, выработанной годами, но сейчас же это была просто оплошность, которой доставила себе только больше проблем.

— Пойдем, я обработаю раны.

Пальцами я обвила Барского за запястья, потянув на себя, помогая встать. Но он все равно умудрился вырвать здоровую руку и захватить с собой уцелевшую бутылку, нащупав её рядом со своим бедром. Медленно, стараясь обходить осколки и пролитый алкоголь, но мы все же дошли до его спальни, а там уже и до ванной, где хранилась аптечка.

Похоже, эта комната была одной из его самых любимых. Если в спальне было все довольно сдержанно и просто, то тут все кричало о роскоши: повсюду серо-белый мрамор с золотыми нитями в рисунке, душевая, джакузи и огромное зеркало во всю стену.

Я облокотила пьяное тело о шкафчик, ища пока все нужное для обработки. Макс времени не терял и, как только почувствовал опору, сразу же начал прикладываться к бутылке.

— И все-таки ты глу-па-я, — проговорил он по слогам с хмельной улыбкой на лице.

Наверное, за много лет у меня выработался иммунитет к обзывательствам и унижениям Барского, что от его слов ни один мускул на лице не дрогнул.

Я подняла за запястье его руку, что безвольно болталась вдоль тела, и принялась вытаскивать пинцетом острые осколки.

— Заметь, я единственная, кто может оказать тебе сейчас первую помощь. И на твоем месте я бы сто раз подумала, прежде чем меня обзывать.