Толпа негромко загомонила, но атмосферы недовольства я от людей не ощутила, ну за одним исключением, само собой. Муж, переместив свою руку мне на талию, развернул нас и повел к высокому крыльцу дома, размера и очертаний которого было не разобрать в темноте безлунной ночи. Но дверь была гостеприимно распахнута, и по стенам висели лампы, позволяя мне увидеть достаточно длинный коридор, где наблюдалось оживление в виде практически бегущих вглубь помещения нескольких женщин с большими блюдами.

– Ты же расскажешь, чем тут занималась, пока меня не было, кроха моя? – Бора прямо-таки заворковал, обращаясь к дочке, отчего я споткнулась, начиная злиться еще больше.

Захват на моей талии сжался сильнее, поддерживая, а может, и предостерегая. Как будто я собиралась опускаться до публичного скандала, пусть все внутри и клокотало, заставляя чувствовать себя почему-то бесконечно обиженной, обманутой. Ну, а с другой стороны, с чего это я решила, что во втором браке мне повезет больше, чем в первом? Я вообще, по сути, не думала до сих пор в таком ключе, а стоило бы, наверное, вместо того, чтобы позволять себе пялиться на Бора не отрываясь. Время нужно было тратить на выяснение местных обычаев и собственного реального положения, а не на глупое лупанье глазами и воспоминания о вгоняющих в краску касаниях и предположения, что же будет дальше.

– Супруга? Не диала? – прилетело в спину насмешливое восклицание от нахальной красавицы. – Это как жена? Как у чужаков, выходит?

Мы поднялись по ступеням и вошли в дом, но наглая женщина двинулась за нами.

– Мама опять на тебя сердится? Из-за нее? – шепотом спросила девочка, а я сжала зубы.

– Мы поговорим с тобой об этом завтра, хорошо, Гиса? – с улыбкой ответил Бора. – Сейчас ты иди к нянюшкам и ложись спать. Поздно уже такой маленькой девочке бегать тут.

Спустив ребенка на пол, предводитель легко подтолкнул ее в одну из дверей и тут же снова подхватил меня на руки и стремительно зашагал вперед. Пересек очень большой, ярко освещенный зал с длинным деревянным столом, который уже накрывали женщины, уставившиеся на нас с любопытством. Кивнув им, Бора понесся дальше, взбежал по резной деревянной лестнице четыре пролета и, толкнув плечом еще одну тяжелую дверь, внес в едва освещенную комнату, самым примечательным предметом интерьера в коей была огромных размеров кровать.

– Ты не можешь меня просто игнорировать! – сорвалась на откровенный визг шараакова баба где-то у подножья лестницы, прежде чем Бора захлопнул дверь и поставил меня на пол.

– Ну давай, выскажись, Ликоли! – мрачно насупившись, почти потребовал мой супруг. – А то у меня такое чувство, что руки начисто отмерзнут от прикосновений к тебе!

– А мне показалось, что к холоду вы не слишком чувствительны, онор Бора, – сухо ответила я и сделала пару шагов от него, с нарочитым вниманием оглядывая обстановку, хотя в этот момент мало что могла видеть от бурлящей все сильнее ярости.

– Ты злишься, – он не спрашивал – утверждал.

Да, я злилась, только и сама себе не сказала бы сейчас, из-за чего эта эмоция едва ли не душила меня.

– С чего бы? – как же мне хотелось звучать холодно и безразлично, но вышло, скорее уж, стервозно-язвительно.

– Я бы на твоем месте злился.

– Вы и на своем месте прекрасно с этим справлялись, онор Бора, – процедила я, сбрасывая с плеч меховую куртку.

– Прекрати мне «выкать» и изображать из себя живую сосульку, Ликоли. – Супруг быстро преодолел расстояние между нами, стянул с моей головы смешную ушастую шапку и беспардонно ткнулся носом в волосы на макушке. – Все что тебе нужно – это спросить, и тогда ты поймешь, что причин сердиться у тебя нет. Делай так всегда.